ЧЕЛОВЕК удивительной порядочности – сумел выразить это даже в образах воров в законе.
По материнской линии он аристократ – род Пороховщиковых исчисляется веками: первое упоминание о нем Александр Шалвович нашел в документах, датированных XIV веком. По одной из ветвей он – родственник Петра Ильича Чайковского, по другой – Алексия II. И уж совсем удивительное – он магнитогорец, хотя родился в Москве. И город наш помнит и вспоминает добрым словом – особенно нашу воду.
– В Магнитогорске удивительно вкусная вода, – говорит Александр Шалвович. – Потому что она артезианская – мне отец это объяснял. Помню, как мальчишкой пил ее прямо из-под крана. Когда приехал к вам со своим фильмом «Цензуру к памяти не допускаю», рискнул попробовать той самой воды и был на седьмом небе от счастья.
Его прадед – Александр Александрович – возводил в Москве храм Христа Спасителя – и в качестве архитектора, и в качестве мецената, вкладывавшего в строительство собственные средства. Его дед, тоже Александр Александрович, был изобретателем первого в мире танка и вездехода, а после революции стал крупным авиатором. Но в 1941 его арестовали, а позже расстреляли – тогда нашему герою было всего три года.
Отец будущего актера – перспективный начинающий хирург Шалва Барабадзе – не выдержал испытаний и ушел из семьи. Вскоре в дом пришел новый человек – военный архитектор Михаил Николаевич Дудин. Он подавал большие профессиональные надежды, и женитьба на дочери репрессированного, да еще с ребенком, означала отказ от карьеры. Но Дудин пошел на это. Он сказал: «Я вас люблю» – и решил свою судьбу. Молодой семье посоветовали затеряться в стране. Бабушка осталась в Москве, а супруги с сыном отправились в Магнитогорск – там Дудина назначили главным архитектором.
– В то время меня улица воспитывала, – делится впечатлениями Александр Шалвович. – Друзей было много, в основном такие же мальчишки со Щитовых – мама была в шоке, но поделать ничего не могла. По двести пятьдесят человек ватагой по улице ходили – и бычки собирали, и хулиганили, и девчонок пугали – всякое было. У каждого в руке бутылка той самой вкусной воды из-под крана, в другой – ломоть белого хлеба, намазанный маслом и посыпанный солью, и пучки зеленого лука – это было настоящим счастьем.
Александр Шалвович говорит, что и сейчас с удовольствием бы съел тот самый бутерброд – из детства. Еще одно яркое воспоминание – «богатство» магнитогорских людей, особенно, живших на Щитовых.
– Помню, смотрю я на них и думаю: вот же люди богатые – в коже ходят! И только много лет спустя понял, что это не кожа, а до такой степени засаленные фуфайки.
По настоянию мамы, да и по собственному желанию, Александр Шалвович взял фамилию отчима – в Магнитогорске его помнят как Сашку Дудина. Всю последующую жизнь он будет благодарен этому человеку за то, что тот сделал для его семьи. Но все же намного позже он возьмет девичью фамилию матери – когда узнает, чьим потомком является, и захочет вернуть своему роду былую славу. А пока магнитогорское детство испытывает пацана на прочность.
– Вы знаете, где находится тринадцатый участок? – спрашивает меня с улыбкой. – Там раньше были целые кучи отвалов: прямо над землей проходили вагонетки, останавливались и переворачивали отвал в низину, по которой шла труба с водой. Правда, к тому времени земля просела, и никакой воды в трубе не было. Однажды старшая шпана пошла грабить что-то возле старого кинотеатра «Магнит» на левом, а меня поставили на шухер – сторожить. Стою я, сторожу, смотрю – рядом мороженое продают, круглое такое, в вафельках. И тетка тоже кругленькая такая, на меня смотрит и спрашивает: «Хочешь мороженого?» Я ей: «Хочу, только у меня денег нет». «Ладно, – говорит. – Я тебе так дам». И так я заелся этим мороженым, что не замечал ничего вокруг. Очнулся от такой оплеухи, что чуть сознание не потерял – проворонил свой пост. На следующий день меня забрали из дому и привезли на тот самый тринадцатый участок – надо же наказывать меня за недобросовестное исполнение задания! Подвели к трубе и говорят: «Залезай! Выползешь – будешь жить. Нет – черт с тобой». Что делать – я полез. Труба узкая, кругом вонь, мыши дохлые… У меня от ужаса и духоты тело стало как бы раздуваться… В общем, прополз метра два и застрял – ни туда, ни сюда. И как заору: «Мама-а-а-а!» На другом конце, по счастью, какие-то ребятишки копошились, они рабочих позвали, те меня веревкой опутали и вытянули из трубы, как пробку из бутылки, – с тех пор у меня страшная клаустрофобия. Просто не выношу закрытых пространств. И духоту не переношу – сразу воспоминания всплывают.
А однажды они с дружками угнали с завода старый трофейный мотоцикл – «Харлей Дэвидсон», зеленого цвета. По узенькой дорожке вдоль берега Урала поехали кататься, потом купаться, а тут – откуда ни возьмись – милиция, и за ними. Правда, куда тогдашнему милицейскому транспорту – лошадям – за чудом техники того времени! Убежать от преследования удалось, а вот справиться с железным конем – нет: узенькая тропинка закончилась, и на оползне машину не удержали да со всей дури прямо на мотоцикле – в воду. Испугались, ясное дело, разбежались, а мотоцикл там же и оставили...
Через сорок с лишним лет Пороховщиков бродил по тем местам. К тому времени дружки его детства почти все покинули этот свет – кто спился, кто погиб от бандитского ножа… Но одного встретил – обнялись по-братски. «Слушай, Сань, – сказал друг, – а пошли на то место, нырнем – может, он там так и лежит еще, мотоцикл-то?» Не решился – теперь не то что жалеет, но… Еще раз приехать – говорит, нырнул бы.
В Магнитогорск Александр Шалвович вернулся через много лет, часть картины «Цензуру к памяти не допускаю» он снимал в нашем городе – на тех же Щитовых. Через десятилетия эти места уже не казались такими романтическими, а сам факт того, что в старых домах до сих пор живут люди, привел актера и режиссера в ужас. И также мимо уже состоявшегося человека ходили люди в «коже» – засаленных фуфайках...
От бандитской юности Александра Пороховщикова спас переезд семьи в Челябинск – Дудина назначили главным архитектором области. Пороховщиков поступил в медицинский – чуть было не стал врачом. А через несколько лет, в 1956 году, реабилитировали деда, и семья решила вернуться в Москву.
Потом была болезнь театром, потом сам театр и кино – и вот уже Пороховщиков знаменитый актер, не имеющий отбоя от предложений театральных и киношных режиссеров. Правда, со своей аристократической внешностью роли красноармейцев и героев трудового народа ему доставались редко – в основном, играл белогвардейцев да немецких офицеров. Теперь смеется: «Исполнителям народных ролей давали премии, звания и награды, а нам – по ту сторону баррикады – доставалась только людская неприязнь: мол, вы и в жизни, поди, такой же!» Однако женщины его любили – и он их тоже.
Их в его жизни было много, а осталась только одна – Ирина Пороховщикова. Сейчас она сотрудник пресс-службы администрации Президента России, а в то время была 15-летней девчонкой, подрабатывающей в театре костюмером – чтобы стаж заработать и поступить в вуз на театроведческий.
Он ей сначала не понравился – именно тем, что остальные женщины были от него без ума. А он принял ее за чью-то дочь, которую дома оставить не с кем – вот и таскают за собой родители. Потом начали шутить между собой, потом он проводил ее до дома, потом было первое свидание, и она влюбилась по уши. А он, закоренелый холостяк, вроде бы и не хотел ничего – продолжал посещать шумные компании, мог неделями не звонить... Потом Александр Шалвович и Ирина стали жить гражданским браком. Только однажды в 95 году, гуляя по Кемеру, они зашли в ювелирную лавку. Он просто попросил продавца обручальное кольцо и примерил его на безымянный палец Ирины. Она заплакала – от неожиданности и счастья. Вернувшись в Москву, они сразу же пошли в загс и подали заявление.
– Моя мама была очень больна, – рассказывает Ирина. – И Саша сказал: ей легче будет, если она будет знать, что дочь замужем.
На свадьбу приехали утром, еще до открытия загса, процедура была короткой и обычной: только он и она, ни свидетелей, ни платья. Ровно через двенадцать лет в маленькой скромной церкви в Староконюшенном переулке они венчались. Но это уже была торжественная церемония – с роскошным платьем и дорогим костюмом. Несмотря на свою эмоциональность, на церемонии венчания Ирина Пороховщикова сдержала слезы – батюшка все время повторял: «Рано еще, рано». Все получилось красиво, возвышенно и очень интимно.
– Я, конечно, предполагал пышное венчание, – делится впечатлениями Александр Шалвович. – Много гостей, все ярко и торжественно. Но Ирина захотела, чтобы как и в загсе: только я и она.
Теперь Пороховщиковы мечтают о детях.
– Я воспитан так, что у каждого ребенка должна быть своя комната, – говорит Александр Шалвович. – И даже если ребенок «горшочного» возраста, я должен постучаться в его комнату и спросить разрешения войти – это его мир.
Мечта Пороховщиковых – дочь и два сына, причем именно в этой очередности. И места в трехкомнатной квартире и загородном доме близ Николиной горы им всем хватит.
Кроме этой недвижимости, в середине 90-х Пороховщиков обзавелся еще одним домом – в центре Старого Арбата. Мимо того деревянного теремка он часто хаживал по пути в театр. Но никогда не смотрел на мемориальную доску на доме – а на ней, между тем, красовалась его фамилия: дом этот еще в XIX веке принадлежал семье Пороховщиковых, как, собственно, и почти вся земля, на которой сейчас расположен Арбат. Когда Александр Шалвович узнал об этом, картинки детства тут же всплыли перед глазами: как он гулял тут с мамой и бабушкой, и они оставляли мальчишку на несколько минут, а сами сворачивали в тот самый переулок и через несколько минут возвращались заплаканными. В середине 90-х годов XIX века здесь находилось их родовое гнездо, а в середине 90-х века XX – бомжатник. В прямом смысле слова.
Они начали с того, что попытались вернуть себе этот особняк – но их сразу предупредили, что это невозможно: много, мол, таких ушлых – старое добро себе возвращать. Пороховщиков поступил хитрее: он оформил долгосрочную аренду – на 49 лет. Начал делать ремонт – и понял, что это на всю жизнь – настолько обветшал дом за век запустения. Денег требовалось немерено, поэтому часть земли пришлось продать под жилой дом (квартира в нем стоит шесть миллионов долларов, а выкупил весь дом молодой олигарх, который теперь по-приятельски здоровается с Пороховщиковым), а подвал сдать в аренду под офисы. И работать приходится больше, а все деньги тратить на восстановление дома-музея.
Зато с какой гордостью Пороховщиковы водят меня по этому дому! «Вот здесь была столовая, а здесь – детская комната, а тут – гостевая…» Сами живут тут же – во флигельке устроили себе уютную спаленку. И стараются насладиться каждой минуткой.
– Жизнь очень коротка… Я это понял, когда мама ушла – в девяносто седьмом году. Самое страшное – не сам уход человека, ведь смерть – это переход в вечность, в другое измерение… Самое страшное – это потеря информации, потому что ушли все мои близкие, и уже никто не скажет, кто я и откуда. Поэтому я советую людям внимательнее относиться к своим родным, близким: мучайте их, выспрашивайте все, что касается их жизни. Умейте оглядываться назад, тогда и вперед сможете смотреть без стыда.
А больше всего он благодарен своей Ирочке – за то, что своей верой возродила его к полноценной жизни – в любви и согласии.
– Моя Ирина очень чистый и светлый человек, – говорит о жене народный артист России. – Она столько вынесла от меня за эти годы! Но все выдержала, благодаря своей доброте. Потому что доброта – удел сильных людей.
