ЧТО БЫ ОНА ни рассказывала о знакомых, непременно добавляет: «немного слышит» или «может разговаривать» или «не может говорить». Это важно: от осколков речи и слуха зависит прочность их связи с обществом. Сама Юля, несмотря на глухоту, вполне уверенно вписана в городскую повседневность: вибрацию мобильника слышит ступнями на полу, внимательно слушает собеседника, морща лоб и читая по губам, а главное, говорит, пусть даже невнятно на непривычный слух. Ей не нужны ни посредники при выборе и заказе пластиковых окон, ни провожатые в поездке в Москву и по Москве. Но в мире, где индивидуализм и самовыражение – все, она ищет способа быть со всеми и быть как все.
Как ни досадовал отец, до сей поры считающий ее призванием живопись, она оставила рисование. И дело не только в том, что не удалось устроиться по специальности, несмотря на коммерческий успех ее работ, на свидетельство об окончании «художки» с отличием и красный диплом оформителя. Это отказ не от искусства – к нему, будет время и душевный настрой, она еще вернется, это отказ от камерной жизни, от замкнутости на собственных чувствах. Просто душа ищет простора и открытости: Юля уже насиделась дома.
Ей не исполнилось и года, когда тяжело заболела. Сначала был ошибочный диагноз, потом усиленная доза лечения антибиотиками – и наступило безмолвие. Случилось это, когда Юля с мамой уехали навестить родню, и отец на протяжении всей болезни не знал о последствиях. Вернулись – посмотрел на дочь и перевел дух: боялся после менингоэнцефалита увидеть следы деградации на ее лице.
– Мы еще хорошо отделались, – выдохнул он, узнав, что дочь потеряла только слух.
На самом деле им повезло на взаимную поддержку. Собственных ошибок и обстоятельств, игравших «против», за двадцать два Юлиных года было достаточно – семья прорывалась наугад, интуитивно, на родительской любви и помощи специалистов. Трудно было со школой – метались между классами для глухих и слабослышащих, где Юля опережала ровесников по развитию и где классов для ее возраста не было. В конце концов в десять лет она оказалась в одном коллективе с восьмилетками, так что многое, в чем поначалу удалось опередить школьную программу, было потеряно, а для аттестата она в восемнадцать поступила в вечернюю. Зато в малолетстве повезло с детсадом: и с тем, что он в городе есть – специализированный, и с тем, что педагоги не теряют из виду выпускников – в ответе за тех, кого обучили.
Читать малышка умела уже к четырем – повсюду в квартире были прикреплены таблички с надписями: пол, диван, окно. Что бы взрослые ни делали – проговаривали: «Я беру кастрюлю», «Я разуваюсь». Бились за каждый произнесенный ею звук. Юля даже сказки сочиняла. Мама тогда мечтала: будет дочка книжки писать и сама их иллюстрировать. Были и домашние импровизированные спектакли, и упрощенные речевые конструкции. И никаких колыбельных перед сном в темноте – ребенок должен видеть речь. И горькие мысли. И путь от чувства протеста – «с нами такого быть не может» – до смирения. Можно только догадываться, как усложняется родительская жизнь, когда даже веселая и необязательная возня с малышом сопровождается рассудочными, методически выверенными действиями. Но считать дочь инвалидом отец отказался наотрез: ей просто труднее, чем другим. Правда, на второго ребенка родители решились с опасением: хоть Юля родилась со здоровым слухом, многолетняя боль за старшенькую прибавила страхов.
– Они и сейчас, когда вместе, – как дети, – рассказывает мама. – То боксируют, то смеются, то секреты какие-то.
Вместе они теперь не так часто: Юля замужем, живет своим домом, вечерами почти ежедневно пропадает на тренировках. Начиналось все с баскетбола – это ради него она бросила живопись: командная «бронза» в чемпионате страны далась полной самоотдачей.
На баскетболе поиск не закончился: в команде слишком от многого и от многих зависишь. Два года назад по примеру приятеля Димы Лаврова Юля пришла в дзюдо. На этот раз против был не только папа, но и муж Максим. Но – не запрещать же: Максим просто пришел на тренировку, понаблюдал – и разрешил.
Тренер Рауф Валеев спортивный талант Юли оценил сразу: «Попробовал в паре с ней поработать: хорошо растянута, пластичная, вязкая. Ее кидаешь – а она на коленки или на локти падает, но не на спину». И характер, как оказалось, есть: уже завоевав одну золотую медаль на чемпионате страны в своей весовой категории, настояла, чтобы позволили соревноваться в абсолютном весе, несмотря на его «нехватку». И взяла вторую золотую медаль в схватке с соперницей на пятнадцать килограммов тяжелее. Тренер признается: ему нечасто везет на учениц, которые слушаются так безоговорочно, как она. К нему вслед за Юлей приходили и другие девушки из общества глухих, но спортсменок уровня Молодцовой больше не встречалось. Да и не задерживались они в дзюдо. А для Юли было бы неплохо, если б задержались: партнера для тренировок у нее нет. За два года перепробовали все: спарринг с борцами-мужчинами Юлиной весовой категории и разных стилей, переход на время в женскую группу к другому тренеру. При других обстоятельствах, возможно, усилия показались бы чрезмерными, а при нынешних – недостаточны. Молодцова с осени – чемпионка страны по дзюдо среди слабослышащих. На международный турнир в Японии в апреле им с чемпионом мира среди глухих Лавровым не попасть – у Всероссийского общества глухих нет средств на их поездку. Но на Международный турнир серии Гран-при в Москву они поедут. Правда, равняться со здоровыми им трудно: не та реакция. Юле бы сейчас начать подготовку к чемпионату мира-2007 и сурдоолимпийским играм-2009. Это значит – не просто каждый день, а дважды в день тренироваться. Да разве работу бросишь?
Пусть уборщицей в «Корпус-Групп-Магнитогорск» много не заработаешь – Юле важно быть востребованной. Она знает, что значит состоять на учете по трудоустройству, слышать: «Здоровым работу не можем найти», сталкиваться со страхом руководителей предприятий «связываться». Не она одна – среди знакомых, глухих и слабослышащих, почти никто не может похвастаться заработком выше трех тысяч и не каждый – даже просто рабочим местом. Одной из подруг повезло попасть в экспериментальную группу программистов в златоустовском техникуме, но по его окончании слышит только: «Будем иметь вас в виду»…
«Они чувствуют, что общество их не принимает», – признается Юлина мама. Близкие замечают, что они, словно в протест, стараются не остаться незаметными, подчеркивают, что ни в чем не нуждаются: одеты не хуже, развлекаются в клубах. И держатся кучно. Вот и Наташа, новая Юлина подруга, тянется к ним, а не к слышащим: она студентка, теряет слух и знает, кто для нее свои. А Рауф Валеев, передавая Юлю на время другому тренеру, не боялся, что насовсем перейдет к тому: спортсмены с нарушением слуха держатся вместе, в том числе и в спорте. Но мужскую половину спортзала предупредил: не вздумайте ухаживать за девчонкой – у нее спортивные перспективы и муж.
У нее муж и свой мир. Она учится в Московской государственной академии физкультуры – мечтает стать тренером в обществе глухих. Настояла, чтобы муж окончил вечернюю школу – диплом высшей школы для глухого почти бесперспективен. В их доме так тихо, что, когда после возвращения Юли с чемпионским титулом из Зеленограда семья с хохотом ввалилась в гости, непривычный к голосам кот Филя от ужаса забился в щель. Они смотрят по телику то, что легко понять без комментариев: спорт, «экшн». Юля любит мелодрамы, просит маму комментировать: ей непонятны надуманные или шаржированные мотивы поведения персонажей. Как и многие мотивы человеческих поступков. Революция – почему? Зачем – теракт? Как объяснить многое в поведении людей в быту? В мире безмолвия непонятны обиняки и фанатизм. В пространстве, где один перекрикивает другого: «Услышь меня», они обращаются к каждому: «Хочу тебя услышать». Если перестать прислушиваться только к себе, их тихие голоса зазвучат громче.