Федор Пивоваров родился в затерявшейся в пермских лесах деревне и вспоминает детство с какой-то щемящей нежностью: большие вольные луга и леса, буйная и не тронутая цивилизацией североуральская природа. Хотя, наверное, были и непременный труд в немаленькой сельской семье, и лишения. И неслучайно в 1936-м семья перекочевала в поисках лучшей доли под Курган, в небольшое село с поэтическим названием Первые Копаи. Федор вырос крепким парнем, окончил деревенскую семилетку, но крестьянским разумом понимал, что лишний рот в семье – обуза непомерная, на колхозные трудодни, а часто это пресловутые «палочки», особо не прокормишься. И подался в Челябинск, пристроился в педагогическое училище на отделение физподготовки. Но стать учителем физкультуры так и не довелось: спустя полтора года, в мае 41-го, через военкомат призвали его в летную школу гражданского воздушного флота для первичной подготовки летчиков истребительной авиации. А в апреле 42-го года несостоявшихся летчиков построили, и капитан-пехотинец объявил о «перепрофилировании», дескать, летчиков готовят много, на всех самолетов не хватает. Так через восемь месяцев «учебы» на летчика-истребителя Федор попал в школу младших командиров противотанковых орудий.
Забросила судьба сержанта Пивоварова в июле 42-го года в самое пекло, под Воронеж, где более полугода наши войска оттягивали гитлеровские силы от Сталинграда. Там и прошла его кровавая фронтовая эпопея, закончившаяся тяжелым ранением в голову, инвалидностью и списанием «подчистую». Попал 19-летний необстрелянный командир орудия как кур в ощип: в его подчинении оказались совсем необученные 40–50-летние солдаты в еще не обмявшемся обмундировании. Хорошо, выпросил Пивоваров у командира батареи опытного наводчика, участника битвы под Москвой.
Батарея, в которой воевал Пивоваров, держала оборону севернее Воронежа. Завидовали пехотинцам: те хоть могли как-то спрятаться, укрыться. А противотанковое орудие, оснащенное прицелом с прямой наводкой, постоянно на виду у противника. Был постоянный тяжкий солдатский труд. Спасала находчивость: рыли траншеи для расчета, орудие постоянно перекатывали с места на место, пытались маскировать, вырубая деревья в названной по-солдатски «роще смерти», готовили запасные позиции.
Войска Воронежского фронта свою задачу выполнили, «связав» около 30 дивизий врага, которые бы очень пригодились ему под Сталинградом. Известно, чем закончился для фашистов и Сталинград. Но старшему сержанту Пивоварову не довелось участвовать в этом историческом разгроме, в который он вложил и свой ратный труд: 1 декабря 1942 года при очередном авианалете на позиции батареи он был тяжело ранен осколком в голову.
А затем была долгая дорога домой после трех с половиной месяцев в Тамбовском госпитале. Федор был первым фронтовиком, вернувшимся в деревню. Сразу поразили царившие в некогда справном селе нищета, разруха, голодные, осунувшиеся, оборванные люди. Прослышал он, что через военкомат формируются нестроевые подразделения на какую-то службу в городах. Когда военком узнал, что Пивоваров – кандидат в члены партии, в которую вступил на фронте, перед боем, определил его «в начальство» – командиром группы, направлявшейся в Челябинск. Так он оказался на Челябинском кузнечно-прессовом заводе.
Язык не поворачивается говорить о Федоре Пивоварове как о сугубо номенклатурном комсомольском и партийном работнике, хотя, по всем признакам, так оно и есть. Посудите сами. Из отдела кадров он вскоре «вырос» до комсомольского секретаря завода. После годичной партшколы при обкоме Пивоваров стал секретарем Ленинского райкома комсомола, затем – Челябинского горкома комсомола. Когда создали политорганы на транспорте, он стал заместителем «комиссара» ЮУЖД по комсомолу. В 1952 году, уже семейного, при двух детях, Федора Пивоварова опять призвали «Родине служить», благо, здоровье фронтовик заметно поправил – дали офицерское звание и направили в Кронштадт – заместителем командира подразделения по политчасти. Тогда особенно не церемонились, решив укрепить дисциплину в войсках за счет фронтовиков. За два с половиной года Пивоваров написал 16 рапортов на увольнение, решающим оказался 17-й – на имя тогдашнего Председателя Совмина Георгия Маленкова, и через три недели пришел приказ министра обороны. Когда в конце 1954-го вернулся в Челябинск, в обкоме партии возликовали: «На ловца и зверь бежит!» Не могли подобрать кандидатуру секретаря парткома Магнитогорского узла ЮУЖД. Так полвека назад Федор Пивоваров стал магнитогорцем.
Казалось бы – налицо не просто парадная номенклатурная лестница, застланная ковровой дорожкой, как говорится, ВПШ – «вперед и ввысь!» Тем более, что спустя четыре года Пивоваров перешел с «железки» на металлургический комбинат по настоянию первого секретаря горкома Павла Щербакова – заместителем секретаря парткома по оргработе, поступил в горный институт на вечернее отделение. А через два года взбрыкнул: пришел к тому же Щербакову, мол, отпустите на производство, жизнь, она не только в партийных кабинетах. Отпустили, взяв, правда, слово, что как только партия потребует…
И пошел зам. секретаря парткома, фигура в те годы на комбинате немалая, искать по цехам работу. Пускали тогда четвертый листопрокатный, так что появление там будущего инженера-прокатчика случайным не было. Там-то Пивоваров и встретился с Дмитрием Галкиным, тогда заместителем начальника «четвертого листа», на которого легла немалая тяжесть пуска нового производства. И стали друзьями и соратниками на многие годы.
Устроился Пивоваров поначалу на нагревательные методические печи, это так мудрено называется, а работать часто приходилось обыкновенным кайлом. Освоив «науку», перешел вальцовщиком на черновую группу стана «2500», а там «дорос» и до начальника адъюстажа.
О Пивоварове не сразу, но вспомнили в городском партийном штабе – когда он получил инженерский диплом. Напомнили об обещании, как водится, «порекомендовали», и стал Федор Иванович первым замом секретаря парткома по производству, что в те годы было не менее хлопотно и ответственно, чем иному хозяйственнику, поскольку было больше «шишек», чем «пышек». И за план, и за качество, и за соцсоревнование, и за новую технику, и за тех же хозяйственников, которых «не сумел мобилизовать». А через год, на целое четырехлетие, Федор Пивоваров возглавил партком.
Мы привыкли представлять себе людей преклонного возраста постоянно недовольными, брюзжащими стариками, идеализирующими «свое время», когда и небо было голубее, и сахар слаще, и порядки справедливее. Федор Иванович, на удивление, ну никак не вписывается в рамки этих стереотипов. Он последние 16 лет своей карьеры проработал на ответственнейшем и очень высоком посту – заместителем директора комбината по труду и кадрам, в советские времена, по сути, генеральской должности с громадными полномочиями и не менее громадными соблазнами, с неимоверным притяжением не только искренних и преданных друзей, но и прихлебателей, подлецов и предателей.
Он критически говорит (вот уж не ожидал!) о значках и грамотах как о подачках и разовых акциях для поддержки настроения людей в советские времена и что достойная зарплата – предпочтительнее, а сегодняшний курс руководства комбината – единственно верный. Как и последовательная ориентация на социальное партнерство и ответственность бизнеса. И что металлурги, как в «те» времена, так и сейчас, достойны более весомого денежного вознаграждения, к чему все и идет. И еще Федор Иванович признает неоправданный насаждавшийся в те годы аскетизм во всех его проявлениях под соусом высоких идеалов, несовместимых с вещизмом, мещанством. Хотя он сам, кстати, без особого напряжения мог бы озаботиться личным благополучием, но первую машину, тогдашний символ состоятельности – «копейку», купил только в 1979 году, сейчас «вырос» до «седьмой» вазовской классики, на которой по здоровью и возрасту уже ездить может только на пассажирском сиденье. Да и трехкомнатная квартира в панельном варианте, полученная в давние годы, когда еще жили с детьми, без малейших признаков пресловутого евроремонта, наглядно свидетельствует, что «палаты каменные» совершенно не были жизненным ориентиром Пивоварова.
Мне показалось, Федор Иванович не без гордости и зависти говорит о своих детях и внуках, сплошь закончивших МГМИ, а кто уже и соответствующий университет, и я уже со счета сбился, когда он называл защищенные и подготовленные ими диссертации, о вере в завтрашний день своего многочисленного потомства. И Магнитки, которая становится все надежнее и краше.