Режиссура в нем коллективная, ребята все делают сами. Данила Сочков, Александра Кохан, Иван Погорелов, Иоганн Билле, Филипп Ладейщиков, Анастасия Якупова этой зимой поставили и показали спектакль "В тени" по документальной пьесе, написанной теми, кто впоследствии стал их героями, вернее, теми, чьими "перепроизносителями" определили себя актеры. Все авторы текста и собственной жизни - простые горожане. Впрочем, с их "простотой" все не так уж и просто...
Технике verbatim* уже много лет. В ней и по сей день силен элемент провокации, ведь спровоцированы на сочинительство далеко не писатели. Хотя в связи с вербатимом нужно говорить, наверное, о провокации на исповедь, а не сочинительство, причем, такую, которая снимает даже исподнее не только с того, кто исповедуется, но еще и с того, кто пришел смотреть на него в футляре не меньшем, чем у пресловутого чеховского героя. Самое простое и грубое сравнение для вербатима - читать или слушать его, все равно что безнаказанно (незамеченным и неузнанным, без стеснения и последствий) рыться в чужих интернет-дневниках типа ЖЖ. Или как в шапке-невидимке пробраться на сеанс групповой психотерапии. Пришло на ум, что вообще это, прежде всего, лечебная психотехника, а потом уж искусство, перформанс, театр.
Обязательно стоит вспомнить 2002ой. 2002 - 2020 - прекрасная симметрия, да же? Москва. Подвальчик Трёхпрудного переулка. "Театр.dоc". "Опрощение" искусства. Пафос ультрановой документальности. Всё, даже обшарпанные стены, не ради успеха и не для престижа. Условное деление на сцену и зал - границы между театром и жизнью стерты. Неподдельность прожитого, искренность высказывания зашкаливают, как и температура социального гнева. Лёгкие неистово ищут воздуха, а жизнь - смысла, которого нет…
Впрочем, о форме подачи, о вербатиме, о продолжении традиций безбашенных новаторов сцены девяностых-нулевых писать в связи с проектом "В тени" хочется меньше всего. Потому что именно в форме тут не сказано ничего особенного нового, индивидуального, собственно своего. Когда не жанр, а мораль важнее, на приеме, на форме экономят. В общем, хочется порассуждать, о чем это, проверить, так сказать, "изменились ли горожане (вербатимцы) внутренне".
Осталась ставка на реальный монолог и реальный взгляд на жизнь обычного человека с необычными проблемами (от проблем с ориентацией до проблем с криминалом, от ВИЧ до наркотиков и т.д.). Осталась установка: драматург и актер не главнее героя, а реальность главнее их всех, следовательно, важнее знать назубок жизнь, а не законы искусства. Осталась идея-мотиватор: в настоящем существовании нет места лжи себе/другим и страху перед реальностью. Однако если перефразировать всем известную идиому, бог - в интонации, по крайней мере, театральный бог, станет очевидно, что именно в корне изменилось.
Когда-то в нулевые годы московский критик Марина Давыдова, пытаясь нащупать несовершенство нового театрального тренда, заметила, что в театре.док слишком активен "пассивный и страдательный залог", иначе говоря пафос жертвы. Герой не творец, а пленник реальности. Пешка в руках обстоятельств, ответственность за свою жизнь не несущая. Свобода выбора героя, свобода духовная и внешняя стремятся к нулю. Среда его ест поедом, с большим аппетитом даже, чем лишних и маленьких людей XIX века. Герои, наделенные волей, проживающие жизнь не в пассивном, а в активном залоге, как призывал горьковский резонер Константин Сатин, в тогдашней док.драме - большая редкость.
Вы, наверное, заметили, некоторые герои "В тени" тоже пытаются кое-что свалить на папу-маму-жену... Но это далеко не доминирующая позиция. Что-то внутри героев явно сдвинулось. Они как-то крепче держатся за себя и других. Как-то больше любят жизнь. Как-то значительнее ее понимают. И даже меняют. Причем чаще сами, без посторонней помощи. Они требуют и заслуживают гораздо большего уважения к себе, чем герои нулевых, с их слабым агрессивным "нет", брошенным всему миру.
Если б меня попросили сочинить слоган к афише спектакля "В тени", я бы воспользовалась афоризмом из пьесы "На дне" Горького: "Ложь религия рабов и хозяев, правда - бог свободного человека". Причем под "правдой" здесь подразумевала бы не стремление первых вербатимцев, а еще раньше - самого Горького, а еще раньше - "натуральной школы" Белинского и "физиологической школы" Некрасова, зафиксировать, запротоколировать грубую подлинность материи жизни, ее неприглядную фактуру… Нет. Под правдой я бы имела в виду неистовую надежду на обретение света, веру в себя, в свою жизнь как в достаточный смысл… всей этой нашей общей абсурдной истории под названием "экзистенция". В ней всегда, как писал В.Розанов, "грусть выше радости, идеальнее". Трагедия выше комедии. Особенно трагедия встречаемая, переживаемая, несомая на плечах (даже если они женские) МУЖЕСТВЕННО. А еще Розанов писал: "Мы все сейчас хороши, а превосходны станем в минуты грусти, потеряв жену, детей. Бедняк красивее богача: бедняка и поэты берут в описание. А богача кто же описал? Это сатирический сюжет. Страдание идеально, эстетичнее счастья - грустнее, величественнее. Мы к грустному невероятно влечемся".
Социально раздавленные "бывшие люди" горьковской пьесы "На дне" бессильны. В спектакле "В тени" акцент другой - сила, оптимизм, мужество быть собой. Благодаря освещению герой один - ни зрителя, ни зала, только свет искренности, ранящий глаза говорящего и сердце слушающего. Увидеть во тьме можно только свет. Разница лишь в его интенсивности… Свет снимает шапку-невидимку с каждого, кого коснется. Свет правды выхватывает человека из тьмы (как из социальной незначительности, как из самого небытия), но и сам человек тоже вполне себе источник света. Во всех этих бомжах счастья, оборванцах веры, надежды, любви, инвалидах судьбы есть свет истины.
Зрители, как и актеры, как и невымышленные герои, втянуты в одну и ту же работу: они проходят, как ритуал или обряд, чистилку от лицемерия. Деланно, фальшиво, крикливо, посредственно в свете такого луча вести разговор не получится. Модная отстраненная манера (умная, но холодно-искусственная) тоже не сработает. Их рассказы просты и бесхитростны. Герои словно и не придают им особого значения. Для нас это исповеди, а для них именно рассказы. Пафос исповедальности предполагает высокую и зачастую покаянную интонацию, а в этом спектакле никто не кается, просто пытается зафиксировать и определить себя в жизни, а жизнь в себе, и задача эта не из простых, не у всех получилось…
Неприятный, напитанный разочарованием и болью, реализм авторов не заслонил философию. В этой связи у зрителя есть все шансы для потери духовного спокойствия. Спектакль может заставить каждого нервничать, тратя себя на духовное неравнодушие и сопричастность, он поможет выявить себя. В нем нет поучительности, морализаторства, но есть откровенное желание задеть, спровоцировать вопросами резкими, как "нате". Как жить без всеобщих моральных опор? Можно ли самому для себя быть такой опорой? Истина ли, что у каждого жизнь своя? А может, есть те, кто живет общей, похожей на всех жизнью, и те, кто в нее никогда не впишется?..
Очень сложная задача - показать несовершенства человека так, "чтобы в луже заблистало небо", открылся отдельный глубокий мир, в котором прячутся глубокие мысли. На сцене не было пошлых и испорченных душ, сермяжных тоже, все сложные. Пусть они и выглядят одинаково, спрятаны в черное и простое, но снять всю внешнюю живописность образа, это же не всегда значит его максимально обезличить, усреднить. Мне как раз показалось, что "В тени" - спектакль о том, что нет и не может быть такого понятия, как "средний человек". Каждый из шести персонажей остался до конца не понятым мною. Но это не тягостное недопонимание. В самой порочности своей все они имеют вид здоровый, в самой расколотости - цельный. Потому что не лгут. И, кажется, совершая преступления перед собой, другими, очень мало раскаиваются. Да, они не ищут покаяния, не полны самоугрызений... Тогда чего же они хотят? Быть замеченными, услышанными? Понятыми? Полюбленными? Уважения? Примирения с судьбой? Проще ответить, чего не хочет коллективный автор спектакля. Нашей жалости и пресловутой толерантности!
P.S.Хочется надеяться, что все затевалось ради пробуждения доверия к человеку, его душе, в основе которого нравственный оптимизм, никогда не мирящийся с мыслью о совершенном падении людей. А если так, "власть тьмы" никогда не наступит, и в каждую тень прольется свет…
