Двадцатого января исполнилось 25 лет со дня гибели Бориса Попова (5.10.1946–20.01.1996). Достаточно долгий срок, чтобы ощутить, насколько невосполнима эта потеря для литературы. Судьба отмерила поэту всего 49 лет, но наделила удивительным даром слова. И если измерить жизнь стихами – она окажется огромной.
Борис Попов писал так, как подсказывало сердце, под конъюнктуру не подстраивался – и потому первой книги дождался уже в зрелом возрасте. Несколько лет оставалось до эры Интернета, когда стало можно говорить с читателем напрямую, не завися ни от произвола окололитературных чиновников, ни от финансовых трудностей. Вопреки всем препонам при жизни Бориса Попова изданы три книги стихов: «Светает в шесть…» (1992), «Под знаком Весов» (1993), «На уровне разлуки» (1994). А в 2008 году в серии «Литература Магнитки. Избранное» под эгидой «Магнитогорского металла» вышел поэтический сборник «Вторая половина четверга» (12+). Эти книги есть в городских библиотеках – и, конечно, в личных собраниях любителей поэзии.
Борис Емельянович не только сам искал возможность быть услышанным, но и помогал в этом другим. Для поэтов – и мастеров слова, и начинающих – способом встретиться с читателями были газетные и журнальные публикации. Работая в редакции «Магнитогорского рабочего», Борис Попов вёл литературную страницу и руководил литобъединением. Был умным, ненавязчивым критиком для амбициозных и ранимых самодеятельных авторов. Горожане ждали и обзоров поэтической почты, и собственных стихов обозревателя на страницах «МР». А кроме того, его поэтические подборки публиковали региональные и федеральные СМИ.
Сегодня стихи Бориса Попова размещают авторитетные литературные сетевые ресурсы. Так, на интернет-портале международного клуба «ИнтерЛит» именной раздел interlit2001.com/popov-b.htm пополняется стихами и публицистикой Бориса Попова, переводами его произведений на украинский и сербский языки, литературоведческими исследованиями его поэзии, а также новыми главами мемуаров Светланы Гладковой, вдовы поэта.
В год 25-летия со дня смерти поэта и 75-летия со дня его рождения Магнитогорское региональное отделение Союза российских писателей обратилось в МГСД с инициативой – назвать одну из новых улиц Магнитки именем Бориса Попова, поэзия которого стала одним из брендов Магнитки в российском культурном пространстве.
Борис Попов
***
...И чувствую какую-то тревогу,
разлившуюся в воздухе, и снова
ночная пустоглазая дорога
то дарит мне, то отнимает слово.
Единственное, верное... Как жалко,
что быстротечно светлое паренье!
И не сорвать мне больше полушалка
с твоих плечей, исчезнувшее время!
И я чужой на празднике массовки,
где пиво пахнет солодом и квасом,
и лапотники меряют кроссовки
нетленной цитадели «Адидаса»,
и хвастаются силою борцовской
джигиты-джентльмены, и под небом,
обманутым законами фарцовки,
торгуют всем – и зрелищем, и хлебом.
И всё-таки, и всё-таки, и всё же
кладу персты на стынущие вежды –
от ненависти, нежности и дрожи
переходя к бессмысленной надежде...
Разговор
Диких олив сероватые листья
Рядом с сиренью.
...Что беспокоит вас, практик и мистик, –
Пятна и тени?
Нет, – отвечает один: идеалы –
Нет идеалов.
И одеял, – говорит другой малый, –
И одеялов.
Я обыскался вчера в магазинах –
Нету и нету.
Нет лососины, трусов и резины –
Где же всё это?
– Нет идеалов и нравственность тает –
Видно по лицам.
– И одеялов, – другой добавляет, –
Нечем укрыться!
Диких олив осыпаются листья.
Осень увяла.
А разговор этот длится и длится.
Нет идеалов.
***
И рубашка золотая износилась,
и драчливые осипли петухи.
Что же сердцу остаётся?
Только сырость.
Только фосфорные, горькие стихи.
А на улице погодка как погудка,
разливается весенняя вода.
Что же сердцу остаётся?
Только шутка,
прибаутка – что, мол, горе не беда!
Плохо жил я, да отхаркивал неплохо
сгустки красные у крестного столба,
все поминки, все пиры твои, эпоха,
все дары твои, все придури, судьба!
И скучал я в океанское качанье,
и влетал я в окаянные цветы.
Что же сердцу остаётся?
Лишь молчанье
перед степенью высокой немоты.
Да рубашка золотая износилась,
и остыла молодецкая юла...
Что же сердцу остаётся?
Только милость –
горсть двугривенных от царского стола!
Дождь
Тени чётче и чётче
Подступают к окну.
Ночь уходит, как лётчик,
К небесам, в глубину.
Растекаются лужи.
И в ожившем дому
Никому я не нужен –
Лишь себе самому.
Вот и песенка спета.
В горле связки сипят.
И сутулое лето
Переходит в сентябрь.
То ли чаю сварить мне,
То ли выпить винца?
Что вы ни говорите –
Снова дождь у крыльца.
Снова дождь бестолковый
От зари до зари
Над свинцовой подковой,
Что прибита к двери...
***
Ночью всем, кто не забыт,
Слышен даже самый дальний –
И счастливый, и печальный –
Шёпот страсти и обид.
Ночью дальше звук летит.
Поезда стучат тревожней.
У статьи пустопорожней
Ночью крошится петит.
Ночью всё меняет вид.
Суша сходится с водою.
И под каждою звездою –
Голиаф или Давид.
Ночью ангел нас хранит.
Ночью заговоры зреют.
Ощущается острее,
Как земной непрочен быт.
Ночью мрамор и гранит
Оживают повсеместно.
...И встают, встают над бездной
Те, кто без вины убит!
Ночью камень в камень вбит.
Последний трамвай
Трамвайных дев шальные взгляды,
Подскок на стыках, полумрак.
И всё вдали, но где-то рядом
Печальный светится барак.
О, поздних рейсов мощь и помощь,
Летящий в полночи каприз!
Не хочешь даже, а запомнишь
Реальность, как ирреализм.
Я проверял неоднократно
И убедился в том всерьёз –
Всего тревожнее обратный,
Невероятный стук колёс.
Стук, сопредельный разве с мукой,
Ревнивой мукой вековой –
Перед последнею разлукой
С любовью самой дорогой!
А ночь, а ночь... Луна как масло.
На стружки можно состругать.
И вот звезда ещё погасла –
Желанье надо загадать.
И спать, проваливаясь в детство.
И бредить снегом и зимой.
Последний рейс. Покой и бегство.
Час возвращения домой.
***
...И кончится это мученье,
Что встарь называлось тугою.
И мы с тобой вниз... по теченью...
С тобою... с тобою... с тобою...
Наступит погода другая.
И мы поплывём по теченью.
Кругами... кругами... кругами...
К свеченью... к свеченью... к свеченью...
