Я силюсь уснуть, чтобы не видеть, не чувствовать, не слышать его. Откуда-то всплывают белые полуоторванные пуговицы на путейском кителе нашего мастера. И я слышу голос Касьяна:
- Меня-то вы никогда не забудете!..
Что делать? Встаю. Зажигаю свет. И читаю. Читаю всю ночь напролёт. Кошмар исчезает на месяц, на год, а потом всё начинается сызнова:
- Никогда, никогда не забудешь!..
Так рассказывал о себе Виктор Дождёв. Такая у него привычка - облекать случайно застрявшую в памяти фразу в цветистый рассказ. Мне ужасно не нравится эта его манера. И на сей раз, пока вас не одолела зевота от его выкрутасов, я сам простыми, как и должно быть, словами расскажу эту историю.
На возвышении, чем-то напоминающем эстраду для музыкантов, сидит за простым столом мастер слесарной группы Гаврила Касьяныч Чурилик.
Нос его, осёдланный очками в стандартной коричневой оправе, движется по строчкам толстенной книги. Свет электрических пятисоток дробится в стёклах его очков. И мы никогда не видим его настоящих глаз - сплошное сияние стёкол. Алмазные Глаза - вторая половина его прозвища. Первая - Касьян.
Гаврила Касьяныч настороженно вслушивается в нестройный скрежет напильников в руках учеников, верстаки которых расположены у него перед глазами: стоит ему отвести очки от книги, и он тут же увидит бездельника. Но Гаврила Касьяныч поднимет голову не раньше, чем очки его коснутся номера страницы. И вот уже в них сверкают обломки молний.
Мальчишка за третьим верстаком, Витька Дождёв, насмешливо смотрит на его книгу - и думать забыл о напильнике. Ну, погоди.
- Что, Дождёв, и тебе почитать захотелось? Садись на моё место, а я твоё займу.
- Я уже читал её, - не смущается парень.
- Смотри, какой прыткий. И автора помнишь?
- Н. Шпанов.
- Всё верно. Так чему же ты тогда улыбаешься?
И на всякий случай мастер окидывает свою грудь коротким взглядом: не перепутал ли пуговицы, застёгивая китель. Нет, всё в порядке.
- Так чему же ты улыбаешься?
- Вспомнил: у Геринга пальцы на руках, как сосиски.
- И что?
- А это уже было. У Новикова-Прибоя. Там граф есть. Пять Холодных Сосисок.
- Не понимаю, куда ты гнёшь?
- Повторяться не надо. Похоже на то, будто у меня из кармана пятак украли. А ещё писатель.
- А ты сам попробуй не повторяться, - мастер неторопливо встал, подошёл к дождёвскому верстаку, посмотрел на зажатую в тисках поковку. - Нет, молодой человек, не бывать вам автором. Такую простую операцию, как снятие окалины, и то превратил бог знает во что. Это - не плоскость, а живот на последнем месяце беременности!
Ребятишки за соседними верстаками прыснули и повернулись в сторону Мишки Иохина, по кличке Клоун. Иохин выставил вперёд свои тонкие руки и, переплетя пальцы между собой на уровне пояса, толкнул ими в бок Холина. Холин замахнулся на него напильником. Иохин дурашливо отскочил в сторону и с пронзительно-тоненьким криком "ура!" расцепил руки.
Мастер понял, что перегнул палку с этим сравнением, и терпеливо ждал момента, когда смех иссякнет. Заметив, что Алмазные Глаза смотрит в его сторону, Иохин стушевался и нагнулся к своим тискам. Мастер продолжал:
- Принесут тебе твои мечтанья кусок хлеба или нет - это не моё дело. Но вот своё ремесло я тебе привью. И ты меня никогда не забудешь.
И, положив свои раздутые в суставах ревматические пальцы на руки Виктора, Гаврила Касьяныч делает несколько плавных движений напильником по исгорбленной поверхности поковки.
- Напильник надо держать так, как будто ты муху стеклом прикрываешь в надежде оставить от неё ровное во все стороны пятно.
- А разве нельзя и таким молотком работать? - спрашивает Холин. - Всё равно ведь ударная часть полукруглая.
- А ведомо ли вам такое понятие, как эстетика вещи? - сердито спросил мастер. - Взять этот же слесарный молоток, что уродует Виктор Дождёв. Ударная часть у него почему полукруглая? Да потому, что у полукруглого предмета точка соприкосновения с другим телом только одна, и значит, сила удара сконцентрирована в этой точке, что и требуется при ударе. Почему прямоугольны другие плоскости этого молотка? В целях экономии времени, затрачиваемого на его изготовление. В конце концов, вы убедитесь сами, что сделать поверхность ровной во много раз легче, чем полукруглой. И если говорить о головке молотка, то его втянутая на манер утиного носа конфигурация диктуется экономией материала. А в результате достигается что? Эстетичность формы, то есть красота вещи, которая приходит благодаря эстетичности мастерства. Овладению тем и другим я и призван учить вас.
Мастер возвращается на эстраду и, кинув в сторону Виктора несколько обломков победных молний, добавляет:
- Рано вам, дорогой товарищ, учить Шпанова!
"Поздно или рано, - думает Виктор, - а голову себе забивать я не стану этим уродцем. Обточить его на наждаке в токарной мастерской во время перерыва - и делу конец".
Но Касьян-Алмазные Глаза подкрался к нему и тут.
- Не выйдет, Виктор. Всё сделаешь своими руками…
И придирался, придирался к нему без конца, пока восьмисотграммовая поковка не превратилась в пятисотграммовый молоток.
Вот и вся история. И ни к чему здесь рассусоливать о ночных кошмарах. Не так уж трудно избавиться от них на бумаге. Перечеркнул страницу - и всё.
А вот прозвище Гаврилы Касьяныча на две трети он зря сократил. Касьяном зовет. Ведь сказано слесарной группой раз и навсегда, что Гаврила Касьяныч не просто Касьян, а Касьян-Алмазные Глаза.
