СЫН художественного руководителя столичного театра Сатиры Александра Ширвиндта Михаил тоже сначала пошел по стопам отца и стал актером – играл в театре Аркадия Райкина. А потом резко изменил судьбу – подался сначала в кинопродюсирование, а потом на телевидение.
Все ассоциируют его с дог-шоу «Я и моя собака», но мало кто знает, что он имеет отношение ко многим программам, выходящим на центральных каналах. Сегодня он – генеральный директор независимой телекомпании «Живые новости» – именно так когда-то называлась первая программа, выпущенная в эфир под руководством Ширвиндта. С тех пор теледело Михаила Александровича набирает обороты. Последний проект выйдет на экраны сегодня – цикл программ «Хочу знать с Михаилом Ширвиндтом». Это и стало поводом для беседы. Мы встретились в тихом кафе возле театра Сатиры. Еще по телефону Михаил предупредил, что задержится минут на десять. И прибыл как по часам: на десять минут позже назначенного. Пил эспрессо и курил трубку.
– Михаил Александрович, программа строится таким образом: приходит вопрос – вы начинаете искать на него ответ? Много ли вопросов на первый взгляд казались вам глупыми, но в процессе работы над ними вы влюблялись в тему?
– Вот хороший вопрос! Многие кажутся глупыми, но, когда начинаешь исследовать, это так завораживает! Во всех СМИ написано, что знаменитый испанский архитектор Антонио Гауди погиб под колесами первого пущенного в Барселоне трамвая. Якобы он, переходя рельсы, оглянулся на свое великое творение «Саграда Фамилия» и, не заметив приближающегося состава, погиб.
В пятиминутном сюжете мы по пунктам опровергли этот миф. Гауди действительно погиб под колесами трамвая, но далеко не первого пущенного – потому что, во-первых, трамваи в Барселоне были пущены за двадцать семь лет до смерти Гауди, а во-вторых, номер трамвая, сбившего Гауди, был тридцатым – согласитесь, странно, что первому трамваю дают такой номер. И второе заблуждение – в этот момент Гауди физически не мог любоваться своим творением – хотя бы потому, что в этом месте его не видно ни с какой точки.
– Получается, что испанцы сами не знают о судьбе своего архитектора?
– Более того, в Барселоне мы нашли три дома, на табличках которых написано, что здесь родился Антонио Гауди. В Лондоне англичане ничего не знают об Артуре Конан-Дойле, хотя прекрасно осведомлены о Шерлоке Холмсе и докторе Ватсоне. В мире есть несколько их музеев, но нет ни одного музея Артура Конан-Дойла. И памятников нет! А я хотел сделать идеейю сюжета единственный памятник Конан-Дойлу – и показать его могилу. Но даже ее мы не нашли! Согласно документам, писатель похоронен в Хэмптон Корте – известном лондонском дворце. Но там никто о нем не слышал!
– И в чем суть: не было никакого Конан-Дойла?
– Я даже боюсь об этом подумать: не хочется считать, что Шерлок Холмс – это реальный персонаж, о котором написал реальный доктор Ватсон. Так что проходных вопросов практически не бывает. Вот, к примеру: как засовывают грифель в карандаши? А действительно: никогда не задумывался над этим, и с каким удовольствием искал ответ на этот вопрос!
– Зачем вы бросили собачье шоу? Собачники до сих пор не могут вам простить этого!
– Я собирался сделать это на три года раньше. Считаю, что возраст телепрограммы вполне сопоставим с возрастом собаки – тринадцать лет, в течение которых она должна родиться, достичь зрелости и умереть. К тому же меня как продюсера перестал устраивать ведущий. И я решил его поменять.
– Вы объективно посмотрели один из выпусков и сказали: «Миша, ты больше не тянешь»?
– Очень важна живая реакция, которая была у меня первые пять лет. Но когда я в семисотый раз смотрел на Зайку и Стрелку, слышал команды «лежать – сидеть», я уже не мог искренне этому радоваться. Если бы мне удалось найти «свежую кровь» для этой программы, возможно, она получила бы второе рождение. Сейчас идут переговоры, чтобы дог-шоу выходило на канале «Культура» в формате детской передачи, которых сейчас вообще нет на телевидении.
– «КВН», «Что? Где? Когда?», «Поле чудес» прекрасно себя чувствуют столько лет в эфире и не собираются умирать…
– «КВН», мое дог-шоу и «Что? Где? Когда?» – единственные авторские развлекательные программы на российском телевидении, остальные привезены с Запада. Совсем недавно дог-шоу появилось в Гонконге и Лондоне. Мне сказали: идет просто чудовищная калька моей программы – с теми же домашними заданиями, вопросами хозяевам и лазанием по трубам. А идея новой программы мне пришла, как ни странно, до дог-шоу – я вынашивал ее двенадцать лет.
– Как много времени уходит на один сюжет?
– По-разному. Например, «Праздник Розы и книги» мы снимали три дня – это много. А в «Путешествиях натуралиста с Павлом Любимцевым» мы вышли в режим – программа в день, а иногда и две.
– «Путешествия натуралиста» – ваша программа?!
– Да. Сначала у нас шла пятиминутная программа «Живые новости», так же мы назвали нашу телекомпанию, но ее убил кризис – потому что снять пятиминутную программу ни на секунду не проще, чем получасовую. Убив старую программу, кризис породил новую – «Путешествия натуралиста». Сейчас Паша Любимцев перешел на «Домашний», и мы трансформировали «Путешествия натуралиста» в «Путешествия натуралистки» – передачу будет вести Марина Голуб, с которой мы вместе работали в театре Райкина.
– Почему вы ушли из театра, тем более, от Райкина?
– Это случилось давно – в 87-м. Я не могу быть артистом – это самая зависимая из всех профессий: актер, как пластилин, должен выполнять волю режиссера. Если это не так – значит, ты плохой артист. А во мне назрел дух протеста.
– А разговоры про «папенькиного сынка» одолевали?
– Еще бы! Про блат, звездных детишек… Почему-то в СССР считалось: если ты стал, как папа, хлеборобом или слесарем, то это династия. А если стал актером, врачом или учителем, то это обязательно блат. Хотя, с другой стороны… Естественно, когда я поступал в институт, мой папа никуда не ходил и никого за меня не просил. Но сейчас я понимаю, что… Вот, к примеру, сегодня все педагоги той же Щуки мои давнишние друзья. И если я буду педагогом, начну набирать курс, и на экзамен придет дочка Володи Машкова – я и без его звонка сделаю все, чтобы она поступила. И это, разумеется, блат – как в положительном, так и в отрицательном смысле этого слова. Но! По блату можно поступить в институт, попасть в театр и даже получить главную роль. И на этом блат заканчивается. Провалил роль – все. И высота, с которой ты начинаешь падать, чудовищна. Потому что зрителя по блату купить нельзя. Или, наоборот, все получается очень неплохо – потому что не всегда природа на детях отдыхает. А я ушел из профессии, потому что устал.
– Уходили куда-то?
– Нет – просто ушел из театра. Какое-то время занимался кинопродюсированием. Мы с другом практически вместе ушли из театра, он стал режиссером – это Сережа Урсуляк, и первый его фильм «Русский регтайм», завоевавший все мыслимые премии, был снят по сюжету моей жизни. Помните, мальчишки сняли и порвали красный флаг, а их поймали?.. Меня в семьдесят седьмом году выгнали из института и чуть не посадили на семь лет. Сережа снял фильм. А я был продюсером.
– Телевидение – это ваше?
– Телевидение было моим, а потом я не изменился, а оно стало меняться так быстро, что я последние пять-семь лет ощущаю себя неким анахронизмом.
– Чего же вы не «сечете» в современном телевидении?
– Раньше были живые, искренние моменты, а сейчас телевидение постепенно превращается в «Макдоналдс» – дешевую кичуху, штамповку разовых зажигалок.
– Логически следующим шагом вашей карьеры станет создание собственного телеканала? Скажем, «Ретро-ТВ»?
– Сейчас многие открывают собственные кабельные телеканалы, и «Ностальгия» уже есть – представляете, каждый вечер в девять часов там показывают старые выпуски программы «Время» – глаз не оторвать! В те времена издавался журнал «Корея», и это была такая отдушина! Даже в самые страшные годы, листая «Корею», ты понимал, что в СССР все не так плохо. Кстати, Северная Корея – одна из стран, где я искренне мечтаю побывать, но это практически невозможно из-за железного занавеса. Мой одноклассник, Александр Ф. Скляр, солист группы «Ва-банк», окончил МГИМО и три года работал в Северной Корее. Что он рассказывал об этой стране – это кошмар! Каждый вечер он заходил к себе в комнату и во весь голос материл корейских лидеров в надежде на то, что прослушка донесет кому надо, и его вышлют из страны (смеется). Но, видимо, его цель поняли и поступили по-иезуитски: додержали до конца. А Корея в то время была трамплином для политической карьеры в любой точке планеты, и ему предлагали на выбор Японию, Америку… Но он все бросил и ушел в рок-музыку. Зато теперь, когда я сказал, что буду пробиваться в Корею, он тут же попросил: возьми меня с собой – хоть переводчиком!
– Когда телевидение надоест окончательно – чем займетесь?
– А я все время что-то делаю – мне интересно пробовать разные ипостаси, иначе жить скучно. Я вот четыре года был совладельцем ресторана с Антоном Табаковым – так интересно!
– Говорят, ваша жена с вами работает на телевидении?
– Раньше работала – вела программу «Живые новости». А до этого мы играли с ней в театре, а потом она танцевала в трио «Экспрессия» у Бориса Моисеева.
– Самый забавный слух о себе какой слышали?
– Когда «Комсомольская правда» написала, что я ушел от жены к Юлии Бордовских –после того как мы с ней вместе провели Кинотавр. С тех пор я не веду Кинотавр и не общаюсь с желтой прессой.
– Зато вы стали звездой…
– Я категорически не отношу себя к этой категории. И вообще, у нас слово «звезда» уже стало синонимом слова «артист» – вам не кажется? Откуда это? Вот я вырос со звездами, работал с ними: Аркадий Райкин, Андрей Миронов, Алла Пугачева… А когда девочка или мальчик спели одну песню и вдруг их стали называть звездой – это мне непонятно.
– Хороший человек – это профессия? Смогли бы вы ужиться с профессионалом, имеющим плохой характер?
– Я – точно нет. Для меня хороший человек – это профессия, более того, душевная сущность. Достаточно быть хорошим человеком, и это тянет многое – даже в карьере.
– Вы руководитель строгий?
– Да я вообще не руководитель, по большому счету. У меня буквы НДС до сих пор вызывают дрожь. Я предпочитаю заниматься творческими вопросами.
– Отпрысков кем видите?
– Они уже практически состоялись: дочка оканчивает искусствоведческий факультет РГГУ, хочет заниматься галереями, выставками, художниками... А сын ученый. Он бесконечно учится – в магистратурах, бакалавратурах, аспирантурах, знает кучу иностранных языков… А сейчас еще и работает главным консультантом Арбитражного суда России. Мечтает заниматься наукой в сфере государственного права.
– Способность к языкам вбита в детей папиным ремнем?
– (Смеется.) Я говорил детям: мне плевать, что вы будете получать по физике и математике, но языки вы должны знать. Я сам это поздно понял, к сожалению – говорю на английском вполне сносно, но гораздо хуже, чем, к примеру, какой-нибудь официант из Гонконга…
– «Могу» и «хочу» – для вас эти понятия в какой весовой категории находятся?
– Абсолютно сопоставимы. Как ни банально звучит, для меня материальный достаток и понятие счастья не одно и то же: я верю пословице «с милым рай и в шалаше». У меня нет амбиций менять машины каждые три месяца – более того, у меня третья по счету «Тойота-Прадо», и я намерен потом купить четвертую модель, обновленную – ну нравится мне эта марка! Мое главное богатство – мои друзья, с которыми я тысячу лет вместе и которым не нужно ничего комментировать – одного взгляда хватает, чтобы все понять. Это большая ценность…
– Водитель у вас есть?
– Нет – обожаю чувство одиночества в собственной машине. Мне иногда это просто необходимо. Я вообще люблю две ипостаси: дружбу и одиночество.
