Этого события ждали с прошлого декабря – Сергей Безруков со спектаклем в постановке своего отца должен был приехать в Магнитогорск к открытию обновленного зала Дворца культуры металлургов имени Серго Орджоникидзе. Но произошла трагедия в ЛПЦ № 5. Потом дела были у актеров. И наконец свершилось: 30 января спектакль «Ведьма» состоялся. После его аншлага можно говорить о старте нового глобального проекта.
Агентство «Театральный роман», недавно появившееся в Магнитогорске, поставило целью показать все достойные спектакли страны в нашем городе. В частности, до конца мая, благодаря соглашению с компанией «Арт-партнер XXI век», в Магнитогорске будут сыграны шесть лучших спектаклей нынешнего сезона, и на сцене их представят самые громкие имена: Елена Яковлева, Валентин Гафт, Валерий Гаркалин, Ольга Прокофьева, Михаил Полицеймако, Юлия Меньшова, Елена Проклова, Игорь Бочкин.
– Всех и не перечислишь, – говорит перед началом «Ведьмы» продюсер компании «Арт-партнер XXI век» Леонид Роберман. – Конечно, все это стало возможно благодаря ММК и агентству «Театральный роман», которые и вышли ко мне с таким предложением. Я, честно сказать, подумал, что ничего не получится. Представьте, нужно организовать огромное количество людей: чтобы все они в тот или иной день были свободны, нужна полностью оснащенная площадка, на которой они смогут сыграть, потому что все спектакли технически очень сложны…
Но оказалось, что при большом желании возможно все. Итак, свет гаснет, и мы погружаемся «в культуру». В антракте проходим за кулисы – уже знаем, что Сергей давать интервью не будет, но Леонид Роберман – к нашим услугам. А у меня к нему только один вопрос: первый блин – не комом?
– Я вам должен сказать, что после того как вчера из-за невероятной пурги наш самолет минут тридцать кружил над аэропортом и не мог сесть, все пассажиры были убеждены, что мы сейчас развернемся и улетим обратно. И я подумал: что ж, значит, этому проекту быть не суждено. Оказалось – суждено. Самолет сел, и все мы здесь. Более того, я и Андрей Ильин прилетели на день раньше и даже покатались на горных лыжах в ваших замечательных здравницах. А Сергей, к сожалению, не смог – сейчас он плотно занят в съемках фильма «Колчак», в котором играет одну из главных ролей.
На общение с заслуженным артистом России Андреем Ильиным нам дали пять минут. Он вошел, тихо сел и начал отвечать на вопросы.
– Андрей Епифанович, ваш любимый вид – с моста через Москва-реку возле храма Василия Блаженного?
– Да, именно так.
– На один и тот же пейзаж можно смотреть по-разному в разном состоянии и настроении. Вот как вам виделась Москва с того моста, когда вы были молодым человеком-провинциалом, приехавшим покорять столицу, и сейчас, когда она уже, можно сказать, у ваших ног? Краски, наверное, стали ярче, радостнее?
– (Смеется.) Вы знаете, если честно, я… Немного громкое слово – покорил.
– Да бросьте!
– Нет, в самом деле, мне всегда немного не по себе, когда мне говорят, что я покорил столицу. Но это лирика. Краски не поменялись – я до сих пор нахожусь под сильным впечатлением при взгляде на роскошный вид, открывающийся с моста через Москва-реку. И я до сих пор выбираю ту самую дорогу – а путь мой немного изменился в связи с переездом в новую квартиру, но я делаю этот крюк, притормаживаю и любуюсь. Вы не представляете, как красив Кремль, особенно ночной или ранним утром – подсвеченный, сбоку яркие высокие сооружения… Нет, пейзаж абсолютно не изменился, он поражает меня своей красотой, мощью и горделивостью – и тогда, и сейчас (смеется) после покорения, если хотите.
– Скажем так: во время покорения. Потому что надеюсь: еще все впереди. Ваша фраза: «Мания величия – надеюсь, не мой диагноз». Это видно, и спасибо за это вам. Чтобы так сказать, вам нужно было родиться с иммунитетом к мании величия. Или каждому артисту все-таки свойственны симптомы звездной болезни, и нужно обладать очень сильным характером, чтобы в определенный момент узнать их в себе и задавить?
– Совершенно точно могу сказать, что для каждого артиста должны существовать какие-то свои критерии оценки самого себя в этом мире и, в частности, на сцене. И обязательно он должен как-то соизмерять себя и свое отношение и к жизни в целом, и к театральному делу, которым мы занимаемся, и к киноделу... Мне с самого начала были очень не по душе люди заносчивые, мне всегда как-то очень быстро становится с ними скучно, и я стараюсь держаться от них подальше. К сожалению, такие люди бывают, более того – их много, многих из них я знаю лично. Проблемы звездной болезни, к сожалению, известны многим артистам: неважно, большие они или маленькие. Но мне – нет. (Задумывается.) Были ли у меня такие симптомы и старался ли я их в себе задавить?.. Думаю, изначально я знал, что этого в моей жизни быть не должно, поэтому этого и не было – я пчелка, трудяга… Я, знаете, кочегар в этом деле, поэтому продолжаю махать лопатой и бросать свой уголек.
– Ну хотя бы наслаждение от зрительского признания, бросая свой уголек, успеваете получать? Не все же только работа, результат ведь тоже важен…
– Да, конечно! Но, опять же, это прежде всего часть профессии… Вы знаете, после спектакля в Магнитогорске нам устроили праздник – я впервые в жизни встал на горные лыжи и даже катался с огромной горы. Причем не ожидал, что буду падать – на маленькой горе не упал ни разу, пока учился. А вот с большой дважды навернулся. И я еще раз понял, что наша жизнь – это постоянное открытие в себе каких-то возможностей. Но с самооценкой это не должно быть связано никоим образом. Потому что это проверено не один миллион раз: когда ты говоришь себе, что ты уже чего-то достиг, то просто останавливаешься в своем развитии. А это уже конец артиста.
– Это, мне кажется, конец любого профессионала.
– Да, совершенно верно – это конец профессионала. Самокопание и стремление к большему – единственное условие, чтобы чего-то добиться и чего-то достичь. И потом, мы же, к сожалению, и взрослеем, и стареем, и не во всяком возрасте бываем интересны зрителю, да и самим себе зачастую. Это счастливый случай, если артист состоялся и в молодости, и в зрелом возрасте, и в старости: чтобы он в процессе собственной эволюции постоянно находил в себе какие-то новые возможности – и актерские, и личностные. Но, к сожалению, гораздо больше случаев, когда артист очень хорошо, очень ярко заявил о себе, блеснул – и угас, стал неинтересен. Или, например, хочет всегда быть молодым, каким он когда-то запомнился зрителям.
– Но есть и другая сторона медали – когда зрители хотят его постоянно видеть или молодым, поэтому зачастую не принимают старение своих кумиров, или, скажем, вечным героем, вечным любовником… Да что далеко ходить – вас ведь до сих пор все ассоциируют как «мужа Каменской» – разве нет?
– (Смеется.) О-о, да, есть такой момент. Сейчас уже постепенно проходит, но пока есть.
– Я знаю, что ваш самый нелюбимый вопрос: «Что у вас общего с мужем Каменской?» Просто постараюсь немного оправдать, что ли, моих коллег. Вы так органично сыграли свою роль, так естественно выглядели в ней – а это в последнее время бывает крайне редко, согласитесь, особенно, в сериалах, что ни у кого не осталось сомнений в том, что вы и в жизни на него похожи.
– Спасибо.
– «выцепила» интересную фразу из вашей автобиографии: работал в Рижском театре, потом служил в театре Моссовета. Почему в провинциальном театре – «работа», а в столичном – «служба»?
– (Смеется.) На самом деле это просто игра слов: что там работа, что тут служба. Вот служение Мельпомене, служение искусству – это допустимая формулировка, абсолютно применительна, потому что к этой профессии нужно относиться с почтением. Были, конечно, сложные времена в 90-е годы и для меня тоже, и я, скажу честно, даже подумывал об уходе из этой профессии… Но сейчас, слава богу, все как-то более-менее встало на свои места, и служение Мельпомене до сих пор приносит мне невероятное счастье. Да, действительно, в 1989 году из Риги меня пригласили в Москву, я воспользовался этим предложением и поменял Рижский театр на театр Моссовета. Но потом я перешел из него в Московский художественный под руководством Олега Табакова, а теперь уже несколько сезонов пребываю в свободном плавании – что называется, хочу попробовать себя в новом качестве, работать не на кого-то, а на самого себя.
– Не страшно?
– Страшновато – честно скажу. Но пока мне это положение нравится – прежде всего тем, что имею возможность планировать свою жизнь. Я почти 30 лет постоянно пребывал при каком-то театре, и это накладывает свой отпечаток. Приходишь утром на работу, а там уже вывешивают расписание спектаклей и репетиций. И тебе остается только подчиниться расписанию. А здесь ты сам решаешь: есть у тебя время на занятия спортом, можешь ли ты встретиться с журналистами, куда, когда и зачем тебе ехать... И это мне нравится.
– И последний вопрос – как раз относительно собственных сил. Вы говорили когда-то, что очень хотели бы бросить курить. Бросили?
– (Смеется.) Нет, не бросил. И чувствую себя белой вороной среди своих некурящих коллег. Вот сегодня в нашей труппе никто не курит, кроме меня. И знаете, как-то неудобно постоянно выходить и закуривать. Каждый раз, пообщавшись с некурящими коллегами, я с новой силой хочу бросить – вот и сейчас, к примеру. Но прекрасно понимаю, что после беседы с вами перед своим выходом на сцену обязательно выкурю сигарету.
P.S. А проект «Театрального романа» продолжается. Уже 18 февраля на сцене ДКМ им. С. Орджоникидзе магнитогорцев ждет новый спектакль – железнодорожная комедия «Муж моей жены». В ролях: Семен Стругачев, Валерий Гаркалин и Ольга Прокофьева, снискавшая славу в роли Жанны Аркадьевны в телесериале «Моя прекрасная няня». Спешите: после трех дней продажи билетов осталось всего 200.
