В МАГНИТОГОРСКЕ она вместе с Владимиром Турчинским представляла фильм «Антидурь». Фильм, сразу скажем, не ахти – так, пиф-паф-комедия для «оторванной» молодежи, причем, скажем честно, не лучшего качества. Снят он был еще два года назад.
Задание для себя мы определили сразу: Татьяна Догилева интересна нам не как участница «Антидури» с пистолетом наголо, а как замечательная актриса, снявшаяся в других достойных фильмах. Да и на пресс-конференции, организованной Магнитогорским Домом кино, Татьяна Анатольевна отвечала на вопросы, в основном не касающиеся премьерного фильма. На нашу просьбу поговорить «отдельно» согласилась любезно.
– Один журналист, писавший о вас, отметил: «Если бы Догилева, вышедшая из простой рабочей семьи, знала театральную тусовку не понаслышке, она никогда бы не кинулась в эту бездну». Прав?
– Не прав. Я не понимаю: а чем ему не угодила эта тусовка?
– Думаю, интригами, которыми так славится современный бомонд.
– Конечно, сплетни сопровождают каждого человека, который на виду, но это… Издержки профессии, я к ним относилась всегда легко. А если я не грешна, то мне даже смешно становится. Вот недавно писали газеты, что мы – трое героев спектакля «Не отрекаются любя» – были пьяными. Это полная чушь. И даже подробности описали: как меня отмачивали в ванне со льдом, еще что-то... Сначала я даже обрадовалась: подадим в суд и выиграем много денег. Но мой продюсер сказал, что у нас в стране честь и достоинство не очень ценят, и те, кто судились по таким же поводам, выигрывали очень маленькие деньги – на адвоката уходит гораздо больше. (Смеется). Расстроилась, а потом подумала: боже мой, я должна гордиться! По словам журналиста, я две ночи беспробудно пьянствовала, на ногах не стояла и в таком состоянии отработала трехчасовой спектакль! Так какого же представления он о моих таланте и здоровье!
– Вы рассказали интересную, а главное, новую для меня историю, потому что я о вас ничего, кроме ежегодного развода с Михаилом Мишиным, в желтой прессе не читала!
– (Смеется). Да, этот слух каждый год откуда-то «вылезает». Но особого вреда эти статьи ни мне, ни моим родным не наносят. Катя (12-летняя дочка Татьяны Догилевой. – Прим. авт.) легко относится к этому: она знает, что могут написать что угодно. Муж – ну поворчит иногда: «Что ты там натворила, о тебе опять написали!» Я говорю: «Ну что ты ко мне пристал –иди и спроси того, кто написал, что я там натворила». Да и, честно говоря, я не нахожусь на вершине популярности, куда все так рвутся, поэтому в моей тихой, спокойной, мещанской жизни нет ничего интересного для журналистов.
– Вы утверждаете, что четыре года вас никто не снимал. Я перерыла всю вашу кинобиографию: максимальный перерыв в выходе фильмов с вашим участием – два года. И даже в девяностые, когда кино терпело крах, вас снимали!
– Нет, четыре года. Наверное, выходили фильмы, снятые раньше. Я тоже очень тяжело переживала первые два года. Представляете: ни одного звонка, а ты ждешь, ждешь… А потом я подумала: ну ладно, и получше меня артистки заканчивали – значит, у меня такая дорога… И даже ощутила удовлетворение от этой свободы. Ведь профессия актрисы очень зависима – все время нервное состояние от неизвестности: позовут - не позовут… Я дала себе установку, что жизнь на этом не заканчивается и попробовала себя в других качествах: занялась режиссурой, да и всегда была востребована – и в антрепризе, и в театре Ермоловой. Так что, когда сценарии вновь стали приходить килограммами, я даже как-то опасалась туда вступать – мне было жалко этой свободы… И все равно – опять в работу с головой залезла. (Смеется). Закончишь один проект – опять ждешь: что-то не звонят. Потом – раз! – позвонили. И опять сначала.
– Я заметила – и сегодня на пресс-конференции, и в ваших интервью, что вы говорите о своих режиссерских работах каким-то… извиняющимся тоном. Знаю, что критика не очень хорошо писала об одном из ваших спектаклей…
– Да не «не очень хорошо», а просто растоптали. Но спектакли эти до сих пор идут при полных залах – с одним из них мы на днях уезжаем в Бельгию. Понимаете, один из первых фильмов, где я начинала кинокарьеру, был «Частная жизнь» Юрия Райзмана. Я играла с Михаилом Ульяновым, Ией Савиной. Это было нечто такое… важное. Практически прикосновение к вечности. Поэтому я знаю, что такое хороший сценарий, хороший режиссер, хороший оператор – я дружила с cамим Лебешевым!
Когда сейчас вижу кинопроизводство, результаты которого называют даже не фильмом, а продуктом, то, конечно, отношусь к этому с некоторой иронией. И конечно, свой маленький проект под названием «Лера» тоже называю продуктом. Это не совсем кино, потому что я вижу в нем все недостатки. И я знаю, что кино за 12 дней, данных мне на съемки, не делается. Но это была единственная, грубо говоря, возможность попробовать себя в кинорежиссуре, и я на это заведомо пошла. Мой маленький проект получился в русле сегодняшнего производства, но в душе-то у меня все равно представление о кино несколько иное.
– Зря вы так: люди, которые работали под вашим началом на театральной сцене, называют вас достаточно серьезным режиссером.
– (Смеется). Но не Петером Штайном, правда? Я очень долго в профессии, я кое-что о ней знаю – безусловно. И то, что знаю, я пытаюсь сделать. Но я делаю то, что могу сделать. Грубо говоря, я не буду ставить «Макбета», «Гамлета»… Есть давняя мечта «Чайку» поставить, и то, сомневаюсь: надо ли мне это делать. То есть я человек много сомневающийся.
– Ваша фраза: «Я человек открытый: отревусь, отругаюсь – и живу дальше». Так легко? Или легче быть толстокожей железной леди?
– Наверное, кому-то легче. Я не могу – я умру, если у меня что-то негативное будет копиться – я разрушусь. Мне надо все выплеснуть, переговорить, перешутить...
– А девочку свою какой воспитываете: такой же открытой, значит, ранимой?
– Я стараюсь передать ей свой опыт, в котором уверена на сто процентов. Веду серьезные разговоры, но не очень получается, потому что это совсем другое поколение – у них другие фильмы, книжки, ценности. И она мне иногда не очень верит и даже не понимает, о чем я говорю.
– Какому поколению, по вашему мнению, было легче становиться личностями – вашему или ее?
– Однозначно – моему. Все было понятно: что такое хорошо, что такое плохо. И потом, у нас были совсем другие возможности для детей: бесплатные кружки, Дворцы пионеров, секции, и все были заинтересованы, чтобы это работало. А сейчас все платно, все продажно как-то… И вообще, отношение к детям очень потребительским стало.
– И еще ваше: «Женщина любит мужчину за талант, во всяком случае, я». Мужа за это полюбили?
– Безусловно. Он мне даже сначала не очень нравился, я снисходительно к нему относилась. А потом пошла на его спектакль «Лица» и сказала: «Боже, неужели это все ты написал!» И взглянула на него другими глазами. Ну, у меня была еще тайная надежда – расчет такой, что он будет писать сценарии мне, и я в них буду играть. (Смеется). Не сложилось.
– Юля Меньшова сказала о себе, что она считает себя хорошей актрисой. А вы можете о себе такое сказать?
– (Очень долго думает). Да, конечно, могу сказать. Во всяком случае, какие-то вещи я умею делать очень хорошо – даже лучше других.
– Маркс говорил, что сила женщины в ее слабости. Вы с сожалением относите себя к «сильной половине слабого пола». Вы бы хотели научиться быть слабой? Как бы построить свою жизнь, используя это качество?
– Я над этим часто задумываюсь – у меня же дочка подрастает. Я задумываюсь, что мой путь совершенно неправильный. Потому что я частенько вижу женщин, которые довольно счастливы в браке именно тем, что живут целиком и полностью браком – они состоялись в семье.
– Ой, как вы сейчас опасно с журналистом говорите! Вы ведь тоже, слава богу, состоялись в семье!
– Да, конечно, я имею в виду, что они выбрали себе профессию жены, а она намного сложнее, чем актрисы, я вам честно скажу. Вести семейный корабль, который почему-то все время хочет развалиться, – это намного тяжелее, чем сыграть роль. С другой стороны, я так часто вижу предательства со стороны мужчин по отношению к женщинам, посвятившим им свою жизнь! И поэтому говорю: «Катя, ты должна иметь хорошую профессию и рассчитывать только на себя».
– Рассказывая о своей юности, вы называете себя «закомплексованным, коротко стриженным подростком».
– Да, я очень комплексовала по поводу своей внешности.
– Ну, бросьте! Откуда комплекс у той, кого сразу же начали снимать в роли красоток!
– Да что вы! Мне открыто говорили, что я некрасивый ребенок. Потом в театре юного актера мне сказали, что я очень способная, но мне не стоит поступать, потому что у меня очень «тяжелая» внешность. Потом у меня был долгий период проб, когда меня не утверждали. Я порыдала, конечно, сколько нужно, а потом начала читать книжки, в которых было написано, что красота – вовсе не главное, а главное – воля, настойчивость, талант и что-то другое (Смеется). И я подумала: раз красота – не главная моя сила, значит, нужно блистать другими талантами, а главное – много трудиться.
– А что в вас осталось от той Тани Догилевой?
– Ммм… Думаю, открытость к жизни, любопытство к ней. Конечно, я очень изменилась, но главный принцип остался: уметь отличать хорошее от плохого.
