С его именем в городе обоснованно связывают строительство Ледового дворца и Казачьей переправы, преодоление проблем перестроечной поры - нехватки товаров повседневного спроса и продуктов питания, ускорение в решении жилищного вопроса в Магнитке и выход на рекордные производственные показатели на ММК.
Валерий Плошкин, во второй половине восьмидесятых - главный сталеплавильщик комбината:
- В день памяти к могиле Ивана Харитоновича двадцать семь лет приходим без напоминаний - все единомышленники знают: встреча в двенадцать. Он нам, сталеплавильщикам, был как отец родной, но спуску не давал - именно потому, что коллеги, "свои". И к себе был такой же требовательный. По графику постоянно шли ремонты мартенов - в каждом цехе одна печь или только-только остановлена, или её чистят, или ведут интенсивный ремонт, порой даже "здоровую" печь останавливали, чтобы не сбивался график ремонтов. И Иван Харитонович - директор! - сам контролировал состояние сводов печей при эксплуотации.
Вспоминается, как ездили с магнитогорской делегацией на Криворожский металлургический на выплавку стомиллионной тонны стали - я тогда был старшим мастером первого мартеновского цеха. Для большинства из нас это была поощрительная поездка, а Ромазан, главный сталеплавильщик, готовился к выступлению: представлял ММК. После торжеств отправились на автобусе в турпоездку по Украине, а Иван Харитонович не дал себе расслабиться: вместо отдыха отбыл в Магнитку - беспокоился за производство.
Михаил Петров, во второй половине восьмидесятых - заместитель директора ММК по быту:
- Приняв на себя управление комбинатом, Иван Харитонович одной из первых задач ставил обеспечение металлургов жильём. Кто помнит: шестнадцатиэтажка у мэрии, в народе - "айсберг", и "польский городок" - его детища. Магнитострой собирал для ММК коробки, а отделкой занимались сами подразделения. Но в решении квартирного вопроса необходимы были новые подходы. Эту задачу решили, открыв жилищно-инвестиционный фонд "Ключ", действующий по сей день.
Вторая половина восьмидесятых позволила сделать мощный рывок в строительстве жилья: сдавали по восемьдесят тысяч квадратных метров в год - после прежних пятидесяти-шестидесяти тысяч. В ту пору удалось расселить метизную площадку, начали программу расселения из щитовых домов на Полевой и Берёзках - целиком удалось завершить её уже после смерти Ивана Харитоновича. Большое внимание он уделял капремонту жилфонда: выбили три миллиона рублей в Минчермете, отреставрировали, перебрали на них обветшалые дома на улице Чайковского - до сих пор живы.
А программу, по которой заработал ЖИФ "Ключ", создавали по заказу Ивана Харитоновича: он в Ярославле ознакомился с похожей и затребовал от нас спланировать свою, местную. Коммунальщики комбината разработали такую до 2005 года - она на ВДНХ получила серебряную медаль. И пока не стало лихорадить экономику, мы выдерживали выполнение планов. Ромазановское - оно всё крепкое.
Вячеслав Егоров, во второй половине восьмидесятых - начальник коксохимического производства:
- Одним из важнейших объектов в наследии Ивана Ромазана стал новый цех улавливания КХП, возникший благодаря директорскому замыслу модернизации химического крыла. При Ромазане начали реализацию проекта, а завершили его последователи - даже дефолт только приостановил его, но не отменил. Строительство цеха улавливания позволило отказаться от старых технологий, сократить вредные выбросы предприятия на 75 процентов. Ромазан если за что брался, - доводил до конца или обеспечивал условия для осуществления планов, потому что был очень требователен и к себе, и к людям - ради дела, высоко ценил в людях трудолюбие. Но умел разрядить обстановку: когда работал на Нижнетагильском комбинате, в напряжённой ситуации, бывало, отшучивался: "Вы со мной поосторожнее - у меня нога железная!"
Василий Кувшинов, во второй половине восьмидесятых - начальник планово-экономи-ческого отдела:
- С Иваном Харитоновичем знаком с тех пор, как он был главным сталеплавильщиком, а я начальником ЛПЦ-3. В цехе на тот момент освоили технологию производства белой жести электролитического и горячего лужения из холоднокатаного металла, оцинкованного металла на агрегате непрерывного горячего цинкования, тончайшей кинескопной ленты для изготовления теневых масок приёмников цветного телевидения, прокатки холоднокатаного листа с зеркальной поверхностью 11-го класса обработки для полиграфической промышленности, благодаря чему типографии страны перешли на офсетный способ печати. И всё это - впервые в стране. Продукция эта была дорогостоящая, и к её качеству предъявлялись высокие требования, а оно зависит от качества выплавляемой стали.
Иван Харитонович на совещаниях по качеству внимательно выслушивал замечания и принимал меры для улучшения ситуации. Помню, как в 1984 году, когда он стал исполняющим обязанности директора на время отпуска Леонида Радюкевича, в конце месяца возникли сложности с выплавкой стали, что сказалось на объёме производства проката. Ромазан пригласил меня в кабинет, скрупулёзно расспросил, как складывается ситуация по объёмам производства всех видов продукции. Конечно, был недоволен результатами. Сказал: "Вася, - он всего на год младше меня, всегда ко мне обращался по-домашнему, по-братски даже, и я видел в этом знак доверия. - Вася, клянусь, на какой бы должности я ни был, через два-три месяца сталь пойдёт в гору. Только ты постоянно подавай мне статистику". Я был поражён его уверенностью. Но это была не бравада, а твёрдое обещание специалиста, подкреплённое железной самодисциплиной и требовательностью в деле - ни себе, ни другим спуску не давал. И уже через пару месяцев сталь "пошла в гору". А через два года Магнитка выдала свой знаменитый рекорд: шестнадцать миллионов тонн стали в год.
Один эпизод хорошо иллюстрирует его характер - человека сурового, но справедливого. Однажды, в бытность главным сталеплавильщиком, после посещения мартеновских печей он не мог добраться вовремя на оперативное совещание: сломалась машина. Поймал попутку. Водитель, услышав, что пассажиру нужно к заводоуправлению, перешёл на "производственные" темы:
- Говорят, Ромазан из Нижнего Тагила вернулся. Ох и зверь: никому жизни на промплощадке не даёт.
Добравшись до места, Иван Харитонович поблагодарил водителя и завершил разговор: "Я Ромазан". Была немая сцена. А что до "жизни не даёт", так тут обижаться не на что: где производство, там повышенная ответственность.
Евгения Ромазан, вдова Ивана Харитоновича:
- Мы с Иваном Харитоновичем словно росли вместе - так хорошо понимали и знали друг друга. Помню, со свекровью ждали его - жили с ней и золовкой - с вечера встречи с однокурсниками по индустриальному техникуму. Возвращается заполночь, и в момент, когда открывает дверь, по радио сообщают об убийстве Роберта Кеннеди. А он у меня всегда ассоциировался с Иваном Харитоновичем: что-то общее было в верхней части лица - глазах, чёлке. Помню, он уже вернулся, можно не беспокоиться, а я из-за этого сходства всё по комнате хожу, машинально дочку укачиваю, не могу избавиться от состояния тревоги, будто с мужем что случилось. Потом надо мной всё подшучивали: о ком больше переживала в тот момент? Но, наверное, подсознательно я всегда видела в Иване Харитоновиче лидера, человека, способного достигать большего, потому что ни в каком деле для него не было мелочей. Он в магазине не допускал, чтобы ему "прощали" мелочь - если не находилось в кошельке, назавтра присылал меня рассчитаться. И не извинял предательства: однажды уволил руководителя подразделения за то, что отпросился на несколько дней по своим делам, а объяснил поездкой на похороны матери - живую "похоронил"! Иван Харитонович долго переживал этот эпизод. С нежностью относился к собственной матери: в том, что он многого добился в жизни, сказывается её закалка.
Уже после его смерти стало понятно, как много было "предупреждений". За месяц до того перед сном что-то стучало в окно, словно ночная птица билась в стекло. И весь месяц Иван Харитонович какой-то задумчивый был - может, сердце уже сдавало, и он неосознанно прислушивался. Купил внуку игрушки. Вроде планировал по отдельности подарить, чтобы ему и себе продлить удовольствие - и неожиданно принёс обе сразу, будто боялся не успеть. А в тот самый, чёрный день я делала уборку в квартире, но как-то не ладилось: то разолью, то уроню. Думаю: наверное, передохнуть надо, всё из рук валится - и тут первый звонок. Но сразу же положили трубку, словно не решились говорить. И снова звонок. Валивахин - на том конце провода: "Ивану Харитоновичу плохо". В это время в серванте обрушивается полка с посудой, что он покупал. Я ещё не осознаю, что происходит, но уже ощущение катастрофы…
Без него я так и не научилась управлять жизнью, как он. Он ведь реактивный был - все вопросы были решаемы. Для него неподъёмных задач не было.
