ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ все-таки это материал – природная глина. Легкий, пластичный, приятный на ощупь. Что хочешь вылепить из него можно: хоть дудочку, хоть кувшинчик, а хоть и игрушку какую детскую…
Вот только не ко всяким рукам глина льнет – не каждому власть над собой взять позволяет. Нужны ей руки не просто умелые, а те, что способны вселить душу в материал, который при рождении подобен пыли, соединившись с водой, обретает мягкость, а пройдя огонь, становится твердым, как камень.
Художнику-керамисту Валерию Хорхолюку, работы которого таят в себе необъяснимое обаяние образов, созданных фантазией автора, разгадать эту загадку Пигмалиона удалось не сразу. Он вообще занялся керамикой, как считает сам, довольно поздно – на последнем курсе худграфа Магнитогорского пединститута. И не в студенческой аудитории или мастерской желание работать с глиной к нему пришло. Керамики как особого вида декоративно-прикладного творчества в то время в институтской программе не было. Зато однажды кто-то из однокашников Хорхолюка привез откуда-то из-под уральского Парижа комок тощей глины. В отличие от жирной и полужирной такая почти на треть состоит из песка и потому, не растрескиваясь при высыхании, хорошо держит заданную форму. Для керамических изделий она, конечно, не годится. Но о керамике тогда никто и не думал. Будущему мастеру сам материал на ощупь очень понравился и работа с ним в душу запала…
А через год, получив диплом, распределился Валерий Борисович на работу в детскую художественную школу. Попасть в число ее преподавателей считалось в то время для любого выпускника особым престижем. Но главным для нашего героя было все-таки не это. Для обжига элементов, которые лепили юные художники на занятиях по скульптуре, стояли здесь две небольших муфельных печки. Эти-то термоагрегаты и дали молодому педагогу толчок к самостоятельному изучению искусства керамики.
Кстати, в своем поиске секретов мало известного ему мастерства Хорхолюк оказался не одинок. Не меньший интерес к ним проявлял в то время и будущий директор ДХШ Леонид Эслингер. Первые глиняные изделия, которые отправляли они в печь, разрывались при обжиге. Обратиться за советом, чтобы выяснить, что к чему и в какой последовательности выходит в этом, казалось бы, не самом сложном деле, в то время в Магнитке было не к кому. Загадочный материал никак не хотел поддаваться художникам. В конце концов, стало понятно: необходимо искать литературу и основательно заниматься ее изучением.
– Только когда я углубился во всю эту теорию, – вспоминает Валерий Борисович, – наконец понял, что глина – материал капризный и в обращении с ним существует много нюансов…
Однако прежде чем о Валерии Хорхолюке заговорили в Магнитке как о признанном художнике-керамисте, чьи произведения ныне можно найти в фондах российских музеев и частных коллекциях, воды утекло немало… Изучение теории дало свои плоды – дело, наконец, пошло на лад. Фигурки больше не разрывались от печного жара. От плоских изображений экспериментаторы перешли к созданию трехмерной пластики, малый размер которой обусловливался габаритами муфельных печек – 12 сантиметров в высоту, 28 в глубину. Впрочем, позже они и эту проблему решили, «по косточкам» разобрав во время ремонта старый агрегат и узнав его конструкцию. Однако простой сборкой-разборкой дело и тут ограничиться не могло. Хорхолюк и Эслингер, собственноручно собрав новую муфельную печь, внутреннее пространство которой оказалось пригодно для обжига и глазуровки фигур большего объема, изобрели для нее еще и терморегулятор, работа которого не требует дополнительной проводки.
Вслед за физикой пришел черед химии – пришлось осваивать работу со специальными керамическими красителями, используемыми для декорирования работ… Словом, как выяснилось, одного вдохновения в творческом процессе без досконального знания технологии оказалось маловато. И процесс познания здесь бесконечен. Кроме того, как утверждает сам Хорхолюк, чтобы освоить все выразительные свойства керамики – жизни не хватит. Дай бог успеть найти в ней свой единственно верный путь…
Его работы – это особый мир, населенный удивительно добрыми существами. Даже воинственные самураи, превращаемые художником то в шахматные фигуры, то в колокольчики, а то и в составные части набора для сакэ, оказываются в нем мирными соседями русских богатырей, ангелов, фантастически красивых рыб и сказочных лягушек. А еще, когда-то очень давно увидела я на выставке необыкновенного кота Бегемота. Толстого и вальяжного с маленькой вилочкой в лапах. Булгаковский персонаж словно только что оторвался от трапезы и нетерпеливо ожидал продолжения банкета сразу же по уходе зрителей из выставочного зала. При этом облик его излучал вовсе не мистицизм и коварство. Тот Бегемот был, скорее, ироничным наблюдателем, нежели коварным помощником нечистой силы, хорошо изучившим людские пороки…
Почти все произведения мастера имеют, к тому же, собственный голос. И это не метафора. Просто «скучно» стало однажды керамисту Хорхолюку делать фигурки-безделушки. И вспомнил он тогда, как давным-давно ходили по дворам старьевщики, собиравшие тряпье. Выменивали они этот утиль на разную мелочь, нужную в хозяйстве. А кроме всего прочего, имели в котомках маленькие глиняные свистульки, очень привлекавшие детвору. И звук они издавали нехитрый, и окрашены были всего в два цвета – а радости доставляли немерено! Вот и подумалось тогда неутомимому экспериментатору: почему бы не попробовать лепить такие же…
И вновь пришлось углубиться в поиск. Дымковская игрушка, знакомая из курса народных ремесел, помогла мало. Понять, как устроено во всех этих птичках и барашках свистковое приспособление, по картинкам оказалось невозможно. Но тут подоспело время развития кооперативной торговли. Благодаря ей прилавки магазинов запестрели ширпотребом. В том числе множеством различных сувениров, созданных кустарями. Находились среди них и глиняные свистульки, стоившие… трудно даже вспомнить точно, сколько стоило тогда это добро. Действовать же в поисках ответа на не дававшие покоя вопросы пришлось так, как поступают в подобных случаях дети – просто расколоть одну из не то птичек, не то рыбок, чтобы заглянуть внутрь.
А дальше… Дальше вы догадываетесь – чуть меньше четверти века назад Хорхолюку со товарищи удалось изобрести свой «фирменный», отличный от других способ создания свисткового приспособления. Причем технология эта оказалась гораздо проще и эффективнее тех, что существовали ранее. Им даже запатентовать ее предлагали. Но в 80-х авторам было не до того, а сегодня, когда окарины Валерия Хорхолюка разъехались по всему миру, он считает это дело бесполезным. Многие и так уже, наверное, догадались, в чем там «хитрость». Да и методичек для студентов им, преподавателем МаГУ, на эту тему написано немало…
Думаю, именно в этой творческой щедрости, не зацикливающейся на достигнутом и не подсчитывающей скрупулезно возможные дивиденды и убытки, и заключается главное отличие подлинного мастера от ремесленника самого высокого класса. Потому что методички методичками, теория теорией, но ни то ни другое никогда не заменят художнику того особого видения окружающего мира, благодаря которому и рождается в конечном итоге имя в искусстве.
Произведения Валерия Хорхолюка отличишь из тысячи подобных, даже если остальные будут созданы в подражание его творческой манере. Впрочем, вряд ли манеру эту можно скопировать. Ведь фантастичность и реализм, органично переплетающиеся в образах его богатырей и ковбоев, самураев и гусар, парашютистов и бизнесменов, а также вполне реальных исторических персонажей, вроде Суворова, Тулуз-Лотрека или Наполеона, неотделимы от личности автора. Живут в них, как мне кажется, те же философичность и мудрость, без которых невозможно разглядеть и понять в окружающем мире его особые черты. Те, что почему-то остаются незамеченными для других.
Кстати, у самого Валерия Борисовича на этот счет своя теория имеется. Не теория даже, а убежденность в том, что произведения любого художника при ближайшем рассмотрении могут многое рассказать о своем творце. Он даже считает, что при особом желании из этого целую науку развить можно. Только вот ему самому некогда на нее время тратить. Поиск и так стал для мастера неотъемлемой частью творчества. Но вектор его устремлен к приумножению достигнутого. Хочется ему добиться в своем деле максимально качественного результата. Потому и работами своими бывает доволен процентов на 20–30, не больше. Ведь нет и не может быть на свете предела совершенству!
Может, за то и ценит глина руки художника-керамиста Валерия Хорхолюка? И оттого становится в них особо податливой и покорной, каждый раз принимая форму, заданную вдохновением автора…
