Владимир Логвинович – почётный гражданин Магнитогорска, почётный доктор Уральской государственной академии ветеринарной медицины. Он любил повторять: «Доктор лечит людей, а ветеринар – человечество». Кто же, как не ветеринар, препятствует распространению опасных болезней, передающихся через заражённых сельскохозяйственных животных и необследованные продукты питания! Ветеринарные инспекторы сражались и сражаются за наше здоровье, вот почему звание главного из них было сродни воинскому.
Родина Владимира Логвиновича – Черниговщина. Там, в бескрайних украинских степях, затерялось село Парафиевка, где началась его жизнь, прошло детство и была пережита немецкая оккупация.
К сельскому труду ребятишки приобщались рано, да и как иначе, если требовал того крестьянский быт. Содержать семью было непросто, а когда детей четверо, то забот и вовсе не оберёшься. Володя родился вторым. Старшей в семье была сестра Шура, младшими – Лида и Валя.
В каждом дворе были домашние животные, и Владимир Логвинович помнил, как переживали родители, когда заболела кормилица семьи – светло-палевая корова Майка. Пригласили ветеринара, без которого не справились бы с бедой. Его фамилия была Квитко. Он ездил на хороших лошадях, носил гимнастёрку и красивый солдатский ремень.
Много лет спустя точно так же – верхом на коне, в гимнастёрке и военной фуражке – отправлялся по вызовам Цинковский, из-за чего и прозвали его военврачом.
Детская память хранит впечатления, отложившие отпечаток на всю дальнейшую жизнь. Не забыть двух всадников, прогарцевавших однажды по улице на горячих скакунах! То были отец и его друг, проходившие до войны срочную службу недалеко от родных мест. Как ладно сидели они в кавалерийских сёдлах, какой ослепительно красивой казалась их форма!
Красавцев-коней выращивали в колхозах. Потом приезжала комиссия и проводила отбор для армии, но окончательное слово было всё-таки за ветеринарным специалистом. Лошади навсегда остались горячей привязанностью Цинковского. Мальчишкой он помогал водить их на водопой, ездил в ночное, слышал, как воют в степи волки.
Его отец избирался председателем сельсовета, председателем колхоза. Когда началась Великая Отечественная война и стало ясно, что немцы совсем близко, он вместе с колхозниками решил угнать коней в тыл. Но помешали вражеские самолёты. Они не пощадили ни животных, ни людей, попавших затем в окружение и выбиравшихся кто как мог.
Бомбёжками разметало по степи целые табуны, и выловить можно было любого скакуна. Приручил рыжего жеребца и Володя. Как ветер мчался он на своём Казбеке без седла и узды. Случалось, падал, но верный друг никогда не задевал его копытом. С отходом советских войск Казбека забрали для перевозки раненого, а его юный хозяин очень тяжело переживал разлуку.
Потом была оккупация. Фашисты въезжали в село на мотоциклах, и ребята, сгрудившиеся у колодца, наблюдали, как заполняли улицы танки и машины. Стоял невыносимый гул, и, осознав, что на родную землю пришли враги, Цинковский извлёк из кармана чугунку, зарядил рогатку и выстрелил. Старший пацан тут же придавил его к земле. Хорошо, что пулька попала в коляску, а не в мотоциклиста, иначе спуску не было бы никому.
После освобождения появилась возможность окончить семь классов. Квитко уговаривал Цинковского поступить в годичную ветеринарную школу, но мальчишки из деревни шли кто в шахтёры, кто в зенитное артиллерийское училище. В те годы многие стремились связать свою жизнь с армией. К тому же из-за засухи вновь наступили голодные времена, а у курсантов, как писали в письмах товарищи, ни с питанием, ни с обмундированием проблем не было. Цинковский решил поступать в зенитное училище, но до роста артиллериста ему не хватило пяти сантиметров. «Поезжай, сынок, домой, поучись», – сказал майор, и подростку ничего другого не оставалось, как пойти в восьмой класс.
В Нежинский ветеринарный техникум он поехал вместе с соседским парнишкой. Получив диплом, был направлен в один из колхозов Ульяновской области. А тут – армия, Саратовское учебное подразделение, стажировка в Казани (в самом кремле) и, наконец, демобилизация в звании младшего лейтенанта запаса. Куда податься, долго не думал. Конечно, в Магнитку, куда уже переселились его родители, а ещё раньше приехали в город три брата матери и брат отца.
В те годы жилые кварталы правого берега оканчивались улицей Жданова – ныне Ленинградской, – далее, до самой станицы Магнитной, простиралась степь.
Родные Цинковского жили на Доменном участке – шесть душ в одной комнате. Ещё одного человека прописывать отказались, но после визита к ответственному лицу пошли на уступку. Позже сельхозотдел горисполкома подыскал квартиру на правом берегу: две комнаты отдали Цинковским, одну – водителю. К слову, и потом, при всех своих регалиях, Владимир Логвинович жил в обычной двухкомнатной хрущёвке. Стараниями жены Нины Евстафьевны, с которой они были вместе 43 года, там была на редкость уютная обстановка, а в крошечной кухоньке полковника всегда ждал с любовью приготовленный обед.
Казалось бы, совсем недавно, в мае 2019 года, мы пили чай и вели неспешную беседу за красиво накрытым столом. А до этого, уже в возрасте под восемьдесят, он с готовностью откликнулся на моё предложение посетить уроки верховой езды, чему, правда, не дано было сбыться.
Но вернёмся к первой встрече с Магниткой. Чего только не предлагали 23-летнему офицеру запаса: стать директором молкомбината, профорганизатором треста совхозов, инструктором горкома партии. Владимир Логвинович отверг всё. «Только ветеринария!» – решил он для себя и много лет оставался верным слову.
Судьба ветеринарной службы тесно связана с развитием города и металлургического комбината. Бурное строительство, развернувшееся в 1930-е в безлюдной степи, не мыслилось без рабочих рук, и для обеспечения населения продуктами питания спешно организовывались животноводческие совхозы, подсобные хозяйства. Росло число конных парков, которые содержались цехами и управлением коммунального хозяйства комбината. Скопление животных и нехватка квалифицированных ветеринарных кадров приводили к распространению инфекционных заболеваний, поэтому одновременно с промышленными объектами начали строить ветпунк-ты, ветлечебницы, мясомолочные станции. Заодно наложили запрет на выпас и убой необследованного скота, продажу мяса неизвестного происхождения.
Владимир Логвинович с теплотой вспоминал «первопроходцев»: первого старшего ветеринарного врача госветслужбы города Александру Николаевну Шульман и сменившего её в 1950 году Григория Ивановича Карзанова, ветврачей Елизавету Евдокимовну и Александра Ивановича Хрусталёвых. Условия, в которых им приходилось работать, были далеки от идеальных. И всё же служба, созданная энтузиастами и принятая в 1972 Цинковским – третьим к тому времени главным ветеринарным врачом города, являлась, по словам ректора Уральской государственной академии ветеринарной медицины профессора Лазаренко, самой образцовой не только в Челябинской области, но и в России.
Цинковский прошёл все ступени служебной лестницы – от фельдшера до начальника областного государственного учреждения «Магнитогорская городская ветеринарная станция по борьбе с болезнями животных». Второй ветеринарный участок, где он начинал в 1954, располагался там же, где и сегодня, – на Чкалова, 83. Вызовов было много. Это потом появились машины – одна, вторая, третья, а тогда вся надежда была на верховую лошадь, конную упряжку да на собственные ноги. Трудились не покладая рук.
В подсобных хозяйствах и на частных подворьях насчитывалось в те годы до 18 тысяч голов крупного рогатого скота, а ещё больше – других домашних животных.
Даже школа глухонемых имела свинарник. Обработки, амбулаторный приём, обследование на стельность коров – работы хватало.
«При ветучастке, – вспоминал Владимир Логвинович, – жил пёс по кличке Камрад. Только лошадь запряжёшь – он тут как тут. Сопровождал нас повсюду: и на вторую плотину, и в воинскую часть. Сколько ни закрывали, ничего не помогало. Появилась полуторка – Камрад за ней бежит. А иммунитет какой имел! Как-то у артистов драмтеатра Добиных заболела чумкой собака. Они отдали сеттера на лечение, привозили ему еду. На улицу чашку поставят, а Камрад всё съест. И хоть бы что!»
Многому начинающий специалист научился у практика Алексея Алексеевича Батракова, с которым часто выезжал для оказания экстренной помощи и профилактики. А однажды Иван Степанович Молочников, управляющий трестом «Магнитострой», прислал с водителем своего кота, который при ближайшем рассмотрении оказался… кошкой и в операции по лишению мужского достоинства, стало быть, не нуждался.
Работая в эпизоотическом отряде, Цинковский и Анатолий Григорьевич Досманов часто выезжали в районы, проводили обследования на бруцеллёз, брали на анализ кровь, делали прививки против сибирской язвы, эмфиматозного карбункула, принимали у животных роды. На улице мороз, а ветеринар уже который час в сарае. Да ещё хозяин стоит над душой – переживает.
В городе уже давно нет инфекций, передающихся от заражённых животных. Последний случай заболевания ящуром зарегистрирован в 1968 году. Владимир Логвинович хорошо помнил время, когда два месяца жил он в Супряке на казарменном положении. Осматривать приходилось целые стада коров и овец. Каждое животное обрабатывали дёгтем и раствором каустической соды. Вокруг карантинной зоны были выставлены милицейские посты, и, в конце концов, распространению заразы удалось положить конец.
Очень хорошим, грамотным специалистом была Александра Михайловна, его первая жена. Вместе они вырастили сына Сергея, возглавляющего сегодня ОГБУ «Магнитогорская городская ветеринарная станция по борьбе с болезнями животных». Окончил Уральскую ветеринарную академию внук Александр. В 1969 году, не прекращая работы, окончил Троицкий ветеринарный институт (так раньше называлась академия) и Владимир Логвинович.
На праздничных застольях ветеринаров всегда звучали песни. И даже гимн собственного сочинения. Импровизированные концерты могли длиться часами, потому что репертуар исполнителей был поистине неиссякаем. А в запевалах, конечно же, «главный». «Откуда такая тяга к пению?» – спрашивала его. «А с родины, – слышала в ответ. – Там все поют. Мама пела, отец пел, сестра ходила в колхозный хор. Мы тоже собирались с пацанами. Сидим в ночном – тут тебе и костёр, и еда в котелке. Тишина, луна светит, а мы песни поём да смотрим, чтоб не напали на лошадей волки».
Любимым цветом Владимира Логвиновича был синий. Это цвет креста ветеринарной медицины, которой он отдал 65 лет своей жизни. Давно не регистрируют в городе инфекционные заболевания, но как только появляются где-либо на планете ящур, коровье бешенство или птичий грипп, все бегут к ветеринарным врачам: не грозит ли что нам? И они не просто успокаивают, а делают всё, чтобы города и его окрестностей не коснулась эта беда.
Марина Кирсанова
