В поколении "вступающих в жизнь" нечасто встретишь парня с биографией - у кого-то к семнадцати она еще не накопилась, а кто-то просто не успел ее осмыслить.
Ване Попову в этом возрасте есть что сказать о себе. В начале интервью он обмолвился, что мало с кем говорит о приватном. А разговор получился очень личным: пусть в вешках невзрослой биографии нет ничего секретного, но вместе они - как исповедь. Жаль, что печальная. Ваня не бравирует отрицанием, не играет в него - он им живет. И пытается дать честную оценку пережитому.
Сколько себя помнит - всегда был необщителен. В дошкольном возрасте мама даже заставляла его гулять, чтобы он хоть немного наладил дружеские связи. В начальной школе учился едва-едва: "не любил высовываться" и даже примкнул к компании классных нарушителей дисциплины. Зато любил сочинения и в первые школьные годы написал рассуждение об андерсеновском "Гадком утенке": дескать, это про сегодняшнюю Россию с ее культурным оскудением и нетерпимостью к инакомыслию - не в таких выражениях, но в таком смысле.
Стоит ли удивляться, что в средних классах он уже ощущал себя лишним и "старался заболеть". Получалось. Пропускал по полторы четверти. Классе в пятом начал экспериментировать со словом, написал даже оду внутричерепному давлению: "Не один лишь я болею, но болею всех сильнее". Первые Ванины стихи не сохранились, он только помнит, что были они странные, мистические. И самоиронии в них хватало уже тогда.
В седьмом классе жизнь "стала налаживаться": появились любимые учителя, поощрявшие его поэтические и философские упражнения, эксперименты со словом - его однофамилица Римма Попова и Елена Панкина. Появился и друг, "первый и единственный, пусть даже теперь раздружились", - Стас Соха. Поначалу им просто было по дороге, когда возвращались из своей восемнадцатой гимназии. Потом Ваня, прежде не интересовавшийся музыкой, разделил увлечение Стаса группой "Король и шут". После они перешли на "Арию", Ваня попробовал переложить Лавкрафта на стихи для будущей рок-музыки. Они учились в седьмом, "а в это время все возможно", и они втроем с Алешкой Усольцевым задумали создать собственную группу. Неважно, что так и не создали: куда увлекательнее было обсуждать и строить планы. И - Ваня стал писать стихи.
В это время в доме часто бывал магнитогорский бард Виктор Мельников. Ваня вслушивался, вчитывался в тексты, которые приносил поэт, и самому хотелось творить авангард - "то, что я понимал тогда под авангардом". В это же время в классе появилась новая ученица с декадентским, по Ваниному определению, талантом Настя Каминская, а значит, сформировалась поэтическая атмосфера. К этому времени к кумиру Лавкрафту добавился Бодлер, а среди творений Вани Попова появились стихи о городе, затерянном среди пустынь и не ведающем технического прогресса, о людях, поклоняющихся суховеям и погубивших героя, зовущего к избавлению от всесилия пустыни. Ваня называет его бунтарем, а в пересказе получается: одинокий непонятый человек.
Ну да, не спорит Ваня: есть такой тип людей - отчужденных, неспособных чувствовать единство с другими. Он себя относит к таким и немало подобных знает вокруг себя. А как же дружба? Она и есть бунт против действительности. Жаль, с возрастом не остается времени ни на дружбу, ни на бунт. В этом и лежит причина разлада со Стасом. Он ведь такой же - отчужденный. Если точнее, анализирует Ваня, они с прежним товарищем оба интроверты, оба отстранены от действительности. У них еще было два года попыток удержаться вместе, Ваня даже поддерживал интерес товарища к анимэ. Пусть по-настоящему этим увлечением не проникся, но "это все, что я помню о девятом классе". И это говорит школьник, о котором в Википедии сказано, что он единственный из магнитогорских девятиклассников получил в прошлом году "отлично" за единый региональный экзамен по литературе.
Он не гордится оценкой. Он вообще не из тех, кто готов биться за пятерку, просто литература - интересная дисциплина. "Для себя" учеба ему не нужна, а посторонние могут не оценить усилий по овладению науками - так зачем стараться? Зато стихи можно писать именно для себя: здесь хоть и важна оценка мэтров, но решающее достоинство стиха - возможность разговора с самим собой. С кем еще общаться, если вокруг нет единомышленников?
В списке творческих побед Ивана Попова - две весомые: губернаторская стипендия в прошлом году и премия президента в нынешнем. На губернаторскую он выпустил первую книгу, на президентскую издаст вторую. А для чего еще нужны деньги? "Человек выше сытости, - цитирует Ваня горьковского Сатина. - К тому же, книга - единственное, что оправдывает существование поэта". "Единственное"…
Разрыв с другом - не последняя Ванина потеря. Он "духовно разошелся" с наставником Юрием Ильясовым: вырос, не хочет мириться с "давлением на творчество". Ваня признает, что со многими рассорился без повода, но ссорился на самом деле не с ними - с миром: мстил ему за равнодушие. "Это за мной водится, - признается подросток. - Наломать дров и ничего не сделать, чтобы исправить ситуацию". Переделывать мир он не собирается - недаром в числе его любимых писателей Виктор Пелевин, в творчестве которого Ваня видит прежде всего напрасность поиска действительности.
"Мрачно? Так получилось. Не судите строго - это моя первая книга", - парирует он на упрек в безысходности, сквозящей в его стихах. "Это самое простое объяснение, которое не обидит собеседника и ничего не объяснит", - добавляет он тем, кому доверяет. У Вани стройная концепция отношений с миром. Но стоит ли объясняться на каждом шагу - достаточно стихов. "Жизнь не только глупа и нелепа - жизнь жестока до тошноты. Три прядущие смотрят слепо в пасть разверзшейся пустоты", "Дайте мне память, чтоб мог рассказать, как заглянул я в кромешную мглу. Дайте мне сил этот мир написать - пламя и лед, черный град и золу" - наугад вырванные строки из первой книги Ивана Попова с говорящим названием "Осколок декаданса" приоткрывают двери в минорный мир думающего подростка. А еще у него давно зреет замысел написать роман о школьниках-аутсайдерах, расширив их историю до библейской притчи о жертвенности и предательстве. Такой у парня дар: чувствовать мир на оголенном нерве.
С полгода назад двоюродная сестра-москвичка посоветовала ему учиться оптимизму. Он прислушался: целых две недели "учился" - на большее не хватило. "Я стал больше думать, - мрачно шутит он, объясняя свои отношения с окружающими. - А это не безвредно. Мыслителей надо бы принудительно приобщать к общему образу мыслей. Да кому они нужны - мыслители?" Конечно, не весь мир равнодушен: мама помогает пробиваться на литературном поприще. Но нет отца - яркий поэт Борис Попов погиб, когда сыну было четыре. Ваня перечитывает его стихи, всякий раз находя в них новые мысли.
Его мечта - создать литературное объединение, которое сплотило бы безусловных единомышленников и представило миру новое искусство. А если шире - жить ради великой цели. Он только не определил - какой. Самая смелая мечта - стать новым Христом: неважно, что проповедовать, но быть своим хотя бы для близкого круга. На мое возражение о том, что это всего лишь способ спастись от одиночества, пожимает плечами: он избегает этого пафосного понятия - заменяет его "отчуждением". К тому же, мечта тем и хороша, что не исполнится. "И лучше, чтобы не исполнилась: она никогда не осуществится, как надеешься".
…Он прощался с той же светлой улыбкой, с какой вошел - талантливый парнишка с интеллигентным лицом и вьющимися волосами. А я поневоле вспоминала из Стругацких эпохи семидесятых: "Мы избавили новое поколение от забот о хлебе насущном. Но что дали взамен?".
