Представители богемы возразят: Владимир Иванович, мол, журналист культурно-искусствоведческой направленности. Впрочем, он сам не может дать себе четкого определения - кроме, пожалуй, одного: журналист. И в этом плане, кстати, обладает одной непрофессиональной чертой, свойственной настоящим профессионалам журналистики - как бы странно это ни звучало. Он не умеет говорить о себе, переводя разговор на своих героев, которых он помнит, обожает и безумно благодарен за то, что когда-то они попали в его жизненную орбиту.
Опечален, к примеру, тем, что замечательный фильм Валерия Ахадова "Взгляд", который они сделали совместно в 1989-м году, остался незамеченным, хотя ему удалось предсказать многие коллизии 90-ых. Чего стоят только межнациональные отношения на территории бывшего Советского Союза, которые и Ахадов, и Курбанов, и Муминова - все трое полукровки - прочувствовали на себе, как никто иной. Зато рад тому, что все нашли себя в столице и вышли на новые рубежи.
- Вообще, все, кто попадал в орбиту магнитогорских театров и хотел творить дальше и больше, не пропали из вида. Сергей Пускепалис стал звездой, и, признаться, я всегда говорил, что истинное его призвание - кино. Впрочем, театральная стезя - а он теперь режиссер МХАТа и много ставит для других театров - тоже обернулась большим успехом.
- Как складывалась и, наконец, сложилась ваша карьера в столичной "Новой газете"?
- Меня знают как журналиста преимущественно спортивного. "Новая газета" - это… не будем говорить, что оппозиционная, но с позицией. Потому долгое время спорт здесь не развивали - были более интересные темы. Но спорт, согласитесь, не самое плохое создание человечества и при всех своих проблемах остается одним из самых чистых явлений жизни. В редакции решили, что он достоин занять свое место - и я стал тем кирпичиком, которого недоставало. Но играю и на других полянах, хотя здесь хватает своих мастеров. И вообще в редакции что ни кабинет - то имя: Юрий Рост, Зоя Ерошок, Олег Хлебников… Одну из моих любимых публикаций в "Новой газете" я писал к юбилею Петра Тодоровского. А в эти же дни юбилей случился у Георгия Данелии, о котором писал Юрий Рост. Мы сделали перекрестные варианты: мой герой рассказал немного о Данелии, Данелия - о Тодоровском, и наши интервью заняли три полосы.
- В Москву вы приехали уже известным журналистом - но все-таки как спортивный обозреватель. А тут - Рост, перекрестные интервью…
- Понимаю. Чтобы печататься рядом, надо быть конкурентоспособным. Я отношусь с огромным пиететом к этим людям, но у меня нет комплекса провинциального журналиста - и благодарен за это я Магнитке. Благодаря стараниям тогдашнего главного редактора "Магнитогорского рабочего" Валерия Кучера, я стал первым провинциальным журналистом, получившим право работать в Кремле - сейчас это называется президентский пул. Поэтому, кстати, многие называют меня политическим колумнистом. Возглавлял отдел культуры, после смерти Нины Кондратковской руководил магнитогорским литобъединением. Естественно, много писал о театре и некоторое время работал заведующим литчастью сначала "Буратино", потом драмтеара. Два ярчайших всплеска: "Буратино" - по 90-ый год, драмы - с начала 90-ых.
Вторую половину 80-ых годов "Магнитогорский рабочий" могу назвать градообразующим объектом во всех отношениях. По моему предложению тогда отказались от отделов и перешли на современный по тем временам личностный подход. Работа выстраивалась под особенности каждого журналиста, которому давали карт-бланш. Была хорошая плеяда: Таня Леус, Лена и Володя Карелины, Леша Тюплин, Юра Балабанов - это были фигуры, которые во многом определяли развитие города. К примеру, Таня - это еще и первая моя жена, мать моих детей - как автор социальных очерков была очень заметным человеком. Фирменный поезд "Магнитка" - во многом ее заслуга, она дважды была у министра по этому вопросу. Все заметные события региона - восстание в колонии, трагедия под Ашой - раскрывались в свете взгляда на мир самого журналиста. Мы говорили свободно.
Для меня четко обозначена граница 85-го года: в апреле, когда на сцене "Буратино" вышел "Дом, который построил Свифт" - спектакль, в определенной степени закрывший одну эпоху и начавший другую. Думаю, это была вершина всего "Буратино" той поры. Бывший главный художник, один из трех столпов "Буратино" Марк Борнштейн, работающий сейчас в "Интерьерном театре" Санкт-Петербурга, в прошлом году привозил в Москву спектакль по Александру Галичу. Разумеется, мы с ним встречались и, как обычно при встречах, затрагивали тему Магнитогорска. Так вот он считает, что в его судьбе, благодаря городу, что-то пролилось - какой-то свет. Считают так и другие мастера, отдавшие Магнитке свои годы.
- И вы так считаете?
- Без сомнений. У Магнитки сильное духовное поле, особенно ощущавшееся в тот период. Я отдал ей четверть века, ведь Магнитка не моя родина, я родился в Верхнем Уфалее, а образование получил в Свердловске, выпускающем лучших журналистов-практиков. Так вот, не являясь родиной в обычном понимании, Магнитка стала родиной моего становления. Хотя, признаюсь: приступая к работе здесь, я считал город провинциальным и неинтересным. Потом считал, что тот же "Буратино" блестящ только на местном уровне - знаете, такая маленькая радость, которая ничего не стоит на фоне столичных "Современника", МХАТа и Таганки. Но постепенно понял, что мы обладаем уникальным явлением. Когда Женя Терлецкий, бывший "буратиновец", приезжал в Москву с гастролями израильского театра, на сцене МХАТа он играл одну из главных ролей в спектакле по рассказам Бабеля. Зал рукоплескал стоя - а для столицы это редкость. И я был горд, что магнитогорский гений стал звездой мирового уровня.
70-е, 80-е - расцвет народной филармонии горно-металлургического института во главе с Геннадием Гуном - настоящим подвижником, о котором наш замечательный Сергей Юрский говорит, что это не просто его друг, он упоминает Геннадия Семеновича в каждой молитве. Народные коллективы, личности, которые были эстетическим и этическим мерилом. И я благодарен Магнитке за то, что эти люди меня поднимали, заставляли тянуться за собой, которые делали город не поселком при заводе. Магнитка всю жизнь этому сопротивлялась, и ей это удавалось. Мощное литобъединение, откуда выплескивались творения, восхвалявшие не только красоту горящего металла, но и душу. К примеру, Владислав Аристов, которого много лет почитаю за честь называть другом. Он написал уже десять книг, и, не будь он человеком очень земным по натуре, стал бы пророком - без преувеличений, поскольку это уникальная личность не только для Магнитогорска, но и для всей России. Другое дело, выйди его книга в те годы, она стала бы предметом обсуждения всей страны. А сейчас вышло десять - и о них знает узкий круг.
Духовное поле сузилось и распределилось по группам. Не преуменьшая роль гуманитариев, мы же все понимаем, что Магнитка - это прежде всего техническая интеллигенция. Так вот в 70-е - 80-е она формировала духовное поле города, заполняя его концертные залы.
- Боюсь продолжить вашу мысль: решение покинуть город было основано в том числе на постепенном истощении этого поля?
- В чем-то да, безусловно. Но главное - нужен был… Понимаете, здесь я работал на хорошем уровне, но элементарно не мог оценить его в сравнении с другим. Редакция "Магнитогорского рабочего" мне родная, но ведь нельзя просидеть в одном кресле 25 лет! Ну, еще один хороший текст - не более. Мой брат, который, в отличие от меня, после института "распределился" в Архангельск, писал о проведении испытаний нового ледокола - Арктика, простор, масштаб… Здесь в явление нужно было всматриваться узко, но глубоко. С одной стороны это здорово, с другой - это тебя ограничивает, и тебя мало кто слышит. Конечно, тираж газеты был 127 тысяч экземпляров, что невероятно для городской газеты. Но этот подъем закончился - и здесь нет ничьей вины, все произошло естественным образом, как вы сказали, поле в самом деле сужалось. Процесс продолжается, и сейчас в духовной сфере Магнитки происходят сложные явления. Конечно, я не могу судить обо всем, бывая в городе наездами. Но то, что в киосках "Роспечати" не купишь ни одной местной газеты, говорит о многом.
- Справедлива ли утечка талантов из провинции? С одной стороны, городам жаль терять такие явления, а с другой, достигнув потолка, они улетают туда, где небо выше…
- У каждого своя стезя. Если бы, скажем, из театра не ушли те люди, а "Магнитогорский рабочий" не потерял своей высоты, может, я бы и не уехал. Я ведь мог уехать раньше, меня вызывали в "Комсомольскую правду" еще в 83-м году. Не получилось - связался с тогдашним диссидентом по отношению к "Комсомолке" Юрием Щекочихиным… Подружились мы после спектакля, который еще один "магнитогорскообразующий" человек Леня Голицын поставил по его произведению, и моя рецензия случайно попала к Юре… Но уехать пришлось под 50, когда менять судьбу уже не принято. Отъезд специально не планировал - я вообще человек долгорешающийся и не любящий перемен, при всей склонности к поездкам, половину времени проводя в командировках. Мы с Ольгой (вторая жена Владимира Мозгового - прим. ред.) возвращались из Крыма в шортах и с рюкзаком - и просто остались в Москве, до дома даже не доехали.
- А, так вот почему свою квартиру здесь вы так и не продали!
- Ее взял в аренду драматический театр, Сережа Пускепалис в ней прожил пять лет. Плата, естественно, символическая, так что дома остается почти все как было: горы газет, одна комната -архив, а я по сути архивная крыса. В Магнитке все истории были отыграны, а страна выстроена так, что Москвы не минуешь. Десять лет я уже был собственным корреспондентом "Спорт-экспресса" - главной спортивной газеты страны - опять же, благодаря Магнитке и ее "Металлургу", с материалами о котором "взял" два "Золотых пера" как лучший журналист, пишущий о хоккее. Мне предлагали работу в отделе хоккея "Спорт-экспресса", одновременно занимал должность замредактора еженедельника "Весь хоккей". А через два года попал в редакцию "Новой газеты", которая очень напоминает "Магнитогорский рабочий" середины 80-х, а это родная мне аура. Отсутствие отделов, высочайший уровень журналистов и семейная атмосфера, куда хочется приходить. Несколько лет работали рядом с Аней Политковской, с чем связано много тяжелого и высокого, и убийство ее произошло уже при мне.
- Провинциальные журналисты гордятся тем, что они многостаночники - могут писать на любую тему. Москва же считает таких дилетантами, которые могут писать обо всем только "по верхам".
- Не знаю. Скажу только, что спортивной журналистикой я занялся вынужденно, поскольку в 90-е годы это хоть как-то материально поддерживало. Я всю жизнь учусь. И даже в хоккее не могу сказать, что большой профессионал, хотя, казалось бы… Спортивный журналист должен быть ребенком в душе, сохранять некую наивность: если будешь циничным, то как ты сможешь увлечь? Главный редактор "Новой газеты" Дмитрий Муратов в юности был хоккейным вратарем - он считает меня холодным профессионалом. Потому что на трибуне он проживает каждый момент, а я после тысяч матчей, конечно, спокойнее, хотя не могу сказать, что работаю "с холодным носом". Будучи комментатором хоккея в Магнитогорске, во-первых, никогда не говорил "наша команда". Может, я был неправ, но, когда репортажи шли на федеральные каналы, "нашими" становились и Омск, и Ярославль… Во-вторых, при всей внутренней эмоциональности был достаточно сдержан. Вот Паша Зайцев - прекрасный ведущий, исповедующий немного даже ди-джейский стиль, подчеркивающий обожание "Металлурга", и это хорошо. Я другой и из другой эпохи. Тем более, начинали мы вместе с Сайдо Курбановым, и были парой, где рыжий и белый: один специалист-эксперт, другой журналист. Он был эмоционален - я сдержан. Когда остался один, получил от некоего зрителя упрек, который для меня стал скрытым комплиментом: "Вы слишком интеллигентны" (Смеется). Репортажи Евгения Майорова были такими же, хотя я ему не подражал. Потом мне пришло вежливое письмо, в котором, помимо благодарности, сообщалось, что в моих услугах в качестве комментатора больше не нуждались. Было это в конце столетия, думаю, это также стало одним из поводов уехать.
Что касается многостаночности: когда пишу театральную рецензию, мне приятно, что высокообразованный отдел культуры "Новой газеты" не правит ни строчки и говорит, что это хороший материал. Так что я считаюсь профессионалом. Но, поймите, сейчас им быть легко. Времена такие: труба пониже, дым пожиже, все на поверхности и все легкое. Броский заголовок, громкая красивая тема, как написано - не важно, важно, кем и про кого. Быть глубоким профессионалом уже и не совсем нужно, и даже "Комсомолка" давно работает по так называемому облегченному варианту. Это касается и газет, и тем более телевидения. И наша задача в данной ситуации - совсем на четвереньки не встать. Нет идеалов, хотя кумиров - как грязи за баней: два раза человек появился на экране - и все, он кумир. И все же некий оптимизм у меня внутри живет, а иначе зачем заниматься этим делом?
- Почему вы бросили комментирование хоккея? Уральского говора у вас нет.
- И это я также ставлю в заслугу Магнитогорску - единственному городу на Урале, в котором нет говора. Это изначально был котел народов, сюда приезжали энтузиасты и политзаключенные, комсомольцы и раскулаченные, интеллигенты из Москвы и Ленинграда… И любая фотография тех времен мне интересна не первым планом - к примеру, награждение передовиков медалями. Гораздо привлекательнее задний план: вот кто-то покуривает, и видно, что он из уголовных элементов, кто-то смотрит со злостью - и ты понимаешь, что это раскулаченный, ссыльный… Кстати, в фильме "Время вперед!", при всей его одноплановости, этот момент уловлен очень тонко. Так вот поэтому уральский говор Магнитке не свойствен. В Челябинске на вокзале вы сразу услышите это "ы"-канье вместо "а", в Екатеринбурге - еще больше, в Ижевске иной раз приходится сдерживаться от смеха: такая быстрая-быстрая речь, сглатывание окончаний и ярко выраженный говорок.
- На какую тему вам писать легче?
- О спорте могу писать не то что не думая, но разбуди меня ночью - расскажу все, потому что вроде как понимаю истоки, основы… Легко писать о том, что любишь. Пять лет вел колонку в "Газете.ру" - абсолютная свобода мысли, но раз в три дня, будь ты в Москве, Магнитке или на северном полюсе, ты должен выдать свое мнение по поводу того или иного события. Это дисциплинирует, держит в форме… Но внутренние ресурсы у каждого ограничены, а повторяться не хочется. Есть, правда, Дмитрий Быков, ресурсы которого просто поражают. Забегает в редакцию редко, и минут за 15 пишет колонку рифмованной прозы - как вам? А вообще, я слишком люблю просто жизнь, чтобы ставить творчество на первое место. Это все-таки недостаток для журналиста. Творчеству нужно уделять основное внимания и не бояться писать больше, чем необходимо - в стол, например. У меня мало что осталось в столе, в основном все издавалось, и я ленюсь делать больше, чем требуется.
- Правомерен ли вопрос: где легче быть журналистом - здесь или в Москве?
- Думаю, далеко от Москвы работать сейчас тяжелее. Информационных поводов хватает, но нынешние годы, по моим ощущениям, сильно начинают походить на 70-ые. Причем, нам даже не нужна цензура - мы сами себя цензурируем похлеще любого цензора. Так сказать, на всякий случай. А потом, мы слишком азартно живем как общество потребления. Вдруг люди обнаружили, что можно ездить за границу и иметь хороший дом не на выбор, а все сразу. И Магнитка, так как, благодаря комбинату, является городом платежеспособным, эту фазу сейчас активно проживает. А так хочется иной раз сказать: люди, оглянитесь - вот солнце, храм, звезды, подумайте о вечном, а не только о добывании.
- Вам уже 60 - что называется, пенсионный возраст. На покой не собираетесь?
- (Смеется). Думаю, успокоюсь я только в гробу. Как, собственно, любой настоящий журналист.
P.S. У Владимира Мозгового сын и дочь, которая живет в Израиле, пошла по стопам родителей и стала известной журналисткой. Вопрос Натальи Мозговой, заданный ею на международной пресс-конференции Владимира Путина, транслировали федеральные каналы десяток стран мира. И это, безусловно, большая гордость для отца.
