– СНИ-ГУ-РАЧ-КА! – вперемешку с поисками Деда Мороза вызывает «внучку» доверчивая детвора.
И она появляется – Снегурка с лицом и голосом классической русской куклы: круглолицая, курносая, голубоглазая, со смехом-колокольчиком. Аня Дашук. Соответствие ее натуры и внешности подкупало всех режиссеров Магнитогорского театра драмы имени Пушкина.
С первых студенческих шагов она получила роли в постановках Валерия Геращенко. Валерий Ахадов любил ставить ее на одну роль с Юлией Нижельской, чтобы персонаж в разной подаче играл то наивностью, то чувственностью. Дашук востребована даже у Бориса Цейтлина, сотрудничество с которым было нелегким для многих артистов. Жаль, осталась незаконченной его постановка из актерских этюдов «Мама, я тебя люблю», где у Дашук роль мамы. А еще Елена в шекспировском «Сне в летнюю ночь» у Марчелли, сказочная красавица в «Аленьком цветочке» и Фаншетта и Сюзон в «Женитьбе Фигаро» у Сергея Пускепалиса, Аманда из «Стеклянного зверинца» Уильямса у Виктора Шраймана – сейчас по-другому сыграла бы ту возрастную роль…
– Знаете, какую мы студентку приняли? – лет пятнадцать назад рассказывал о ней знакомым Валерий Ахадов, открывший курс актерского мастерства в консерватории. – Искренняя, наивная – настоящая крестьянская девчонка, даже корову доить умет.
Она и правда сразила приемную комиссию деревенским простодушием. На дворе девяносто третий, разруха, а она декламирует материал, далекий от ее улыбчивой мордашки: нравоучительную басню «Высокомерная индюшка», мудреный отрывок из горьковского «Макара Чудры» и политически выдержанное «Пираты двадцатого века» Абду аль Рахима. Экзаменаторы, пряча улыбку, просили просто изобразить басню мимикой. И интересовались мотивами выбора материала. Аня изображала и отвечала, как договорились с руководителем драмкружка Натальей Кирпичниковой: материал должен быть разноплановым.
– Может, и споете? – уже зная ответ, предложила комиссия.
А то! В аудиторию тут же ввалилась группа поддержки: частушечники Виктор и Екатерина Протоковило. Ка-ак жахнули: голоса, баян, деревенские мотивы. Аня выходила из аудитории уже принятой на курс.
На самом деле, признается Дашук, не так уж основательно она знакома с крестьянским трудом: «Просто маме помогала». Успевала после школы в музыкалку и драмкружок, на хор и каратэ, в легкой атлетике даже призовых мест добивалась и только не могла определиться – больше нравится петь или танцевать? Пробовала даже поступить на дирижерско-хоровое – по совету Александра Никитина, приезжавшего с «Соловушками»» в их Дом культуры. Провалилась, правда, но это к лучшему.
А ведь жила в селе. Зато в каком! Совхоз Измайловский Кизильского района гремел: мясопереработка, птицеводство, мукомольня, скорняжное и пимокатное дело – на такой основе можно строить молодежную политику. Специалистов приглашали штучных: частушечники Протоковило в свое время работали у Заволокина, записали пластинку в Челябинске. Измайловский держался до начала девяностых, даже закупил канадские комбайны, но и он сдался.
Измайловцы дашукского поколения – последние, успевшие впитать дух основательного крестьянского быта, замешанного на возможности приложения сил и таланта. Новому поколению предстоит заново выстроить такой уклад. А у Ани до сих пор сны – всегда театральные, с богатыми сюжетными ходами – привязаны к родному селу.
И что-то такое знает она, молодая женщина, о вчерашних детях, если вместе с подругами по цеху нашла тональность для школьников, ерничавших на самых откровенных и мучительных сценах «Грозы»: «Мы для вас душу рвем». Стихли: почувствовали, что театр – больше чем игра.
«Грозу» артисты обживали как обобщение личного: хохотали и роняли слезу, вспоминая кто бабушкину любовь, кто своего первого мужчину. Катин обморок на свидании с Борисом Аня взяла из рассказа другой актрисы о своей влюбленности, а кто придумал, что Катя всхрапывает, засыпая на плече любимого, не может вспомнить. Подруги говорят: сама и сочинила. Все, как предсказывал режиссер спектакля Лев Эренбург: когда не можешь отделить, где твоя выдумка, где чужая, – материал стал «своим».
На роль Кати режиссер насмотрел Аню Дашук на артистическом капустнике, когда она танцевала – ей вечер не вечер, если не наплясалась до упаду. Распределил роли между ею и Ларисой Меженной: из Ларисы выйдет и Варя, и Катя, а из Дашук – только Катя. Безыскусность натуры – это навсегда. «Мне тридцать один, а я застряла на двадцати, – признается Аня. – Хочется прыгать и петь». Как не вспомнить школьников на «Грозе»: кто истребил в себе ребенка – получил озверелую душу, кто сохранил детскую открытость миру – сделал шаг к зрелости.
Когда-то Валерий Геращенко твердил на репетициях чеховской «Чайки», где Аня играла Нину Заречную: «Дуру, влюбленную дуру играй». Она не понимала: разве влюбленность – глупость? Репетировала в смену с Юлией Нижельской, игравшей в другой манере, боялась не попасть в тональность, садилась за спинами других артистов, чтобы режиссер подольше не заметил, и как школьница обмирала, когда вызывал на сцену. А ведь готовилась к репетиции, как к экзамену. Хозяйка ее съемной квартиры экономила на освещении. Аня в полутьме отчаивалась до слез: «Не выучу роль», репетировала на балконе под луной: «Люди, львы, орлы и куропатки. Люди, львы…» – искала новые формы, о которых говорит Треплев. И нашла – художник Вячеслав Виданов после хвалил: наклоняла голову, чтобы волосы «занавешивали» лицо, и выныривала из них. Пусть ее юная Нина – дурочка, но ее наивность сильнее и богаче зрелого цинизма старших персонажей пьесы.
Судьбы родных, рассказы знакомых – все это материал, который актер подкладывает под понимание роли. Талант Анны Дашук – в цельности натуры, «русскости» характера, на которые вкусно накладывается сценический образ. Но возможность примеривать на себя чужие судьбы – и удача, и беда актерской профессии, особенно когда персонаж близок по духу. Сыграешь его – узнаешь о себе такое, что не захотел бы раскрыть постороннему.
В Анином смехе колокольчиком давно звучат низкие грудные ноты, а ее видимая безыскусность – не простоватость. Сегодня Дашук понимает: да, «та» Заречная – доверчивая влюбленная дуреха. Теперь играла бы Нину четвертого акта – прошедшую через страдание.
У Анны Дашук неоднозначная женская судьба. Замуж вышла, по собственным понятиям, поздновато, у подруг уже подрастали дети. Кого искала – не встречала, уже подумывала просто родить ребенка, и вдруг – он.
Познакомились случайно: им, как щитом, прикрылись друзья, извиняясь за поздний приход, – дескать, поклонника привели. Честно сказать, он ее ролей не знал. Но взаимный интерес появился. Тем более, что он даже внешностью соответствовал девичьим мечтаниям: высокий. «Чтобы высокий был», – засело в ее сознании из маминых рассказов об отце. Она при воспоминаниях о первой встрече подчеркивала его рост. А он невысокий вовсе и с непростыми характером и биографией. Просто семья – исконная ценность, и родители сумели наладить отношения так, что на сельской Доске почета их фамилия была среди образцовых семей.
Родные на Аниных спектаклях бывают нечасто. Ей особенно хотелось показать родителям гоголевскую «Ночь перед Рождеством», свою лукавую Оксану: «И почему люди говорят, что я красива?» Но маме с отцом вырваться из села сложно. Средний брат Владимир – он живет в Магнитке, несмотря на предельно слабое, как у почти слепой мамы, зрение, пересмотрел весь ее репертуар. Старший Александр редко вырывается в театр, но отношения с искусством у него трепетные: консерваторское образование, полжизни работал в селе преподавателем игры на баяне, а в городе сменил профессию на более практичную. Это как с любимой женщиной расстаться – больно и радостно встречаться снова. И это знание о родных Анна Дашук когда-нибудь тоже подложит под понимание новой роли.
А пока главные ее ценители в семье – муж Дмитрий и сын Никита. Мужу можно признаться, что роль, в которую ввели всего за три дня, «не идет»: он-то видит, скольким личным она перемучивается, вживаясь в образ. А сын чаще видит театр из зала, чем из-за кулис – для бережения чуда. Чудеса ведь сами не происходят, надо знать к ним подход. У Дашук в актерской копилке сюжетов есть тому доказательство.
Дело было на загородной даче после встречи Нового года. Отец семейства, приболевший от застолья, выходит на морозец и видит маленького сына, тщетно заклинающего возле вечнозеленой с электрическим гирляндами: «Раз, два, три, елочка, гори! Елочка, гори!» Отец – бегом в дом, отчаянным шепотом кричит: «Зажигайте!» И все вместе высыпают на улицу смотреть, как счастливый сын один водит хоровод: «В лесу родилась елочка…» Чудо свершилось.
Пусть малышня волнуется в ожидании Снегурочки. Взрослым спокойнее, если чудо коснется глаз, уст и сердца раньше, чем безверие. И кто знает, кого мы при этом защищаем от обыденности – свое дитя или сокровенное в себе.
Мы тоже ждем тебя, Снегурочка с лицом русской куклы. Приходи, продли волшебство.
