Самому трепетному в его творческой биографии фильму все же не хватило трепета. Для этого нужна недоговоренность, тихая и тревожная, как шумы в сердце, как поцарапанная музыка из прошлого… А Жан-Марк Валли, кажется, все сказал. Те, кому фильм очень понравился, рецензий и отзывов не написали. Потому здесь выступят только сомневающиеся.
Татьяна Таянова:
- Не хочется думать, что все композиционные лоскуты фильма - израненные, кровоточащие кусочки - склеены лишь концепцией: умей любить, прощать и отпускать, прощая и любя. Старо как мир и даже старше! А хочется думать, что склеены они светом и проливнем небес, тоской и снами, исповедями и тайнами, музыкой и еще чем-то более невесомым, бесплотным, родством душ, например. Склеены-сшиты, как терапевтической нитью, чтоб срослись прошлое и будущее, реальность и вымысел, чтобы стала одним целым жизнь, разбитая на зеркальные кусочки, метеорные осколки, растерянные отзвуки. И чтоб кто-то, излечившись, родился заново. И стал светом...
Сквозная проницаемость и зеркальная взаимоотраженность двух далеких историй друг в друге - поначалу большой вопрос. Только двойная запевка рассказчика настраивает слушать и смотреть, умножая восприятие на два, и за одним лицом видеть другое, за одной жизнью, болью, смертью - еще одну.
"Это история о человеке, у которого было все для счастья".
"И о мальчике, у которого не было ни одного повода для счастья".
Между этими фразами - не тире и не точка, и не плюс даже, а знак равенства. Ведь по ком бы колокол ни звонил, он всегда звонит по тебе. Закон.
Все мы и учителя друг другу, и зеркала. И в звонах наших - звуки чужих/других вперемешку. И в стекле наших жизней могут отражаться уже прошедшие. В этом смысле тему реинкарнации, немного раздражающую, скажем честно, своей попсово-упрощенной поверхностностью и наивно-банальной прямотой, можно трактовать как аллегорию неимоверно тесной связи, прочной, словно притяженье земли, всех-всех-всех, кто жил, живет и будет, друг с другом.
Мне кажется, нет ничего более нравственного, чем, как некогда святой безумец Николай Федоров, переживать свою связь с умершими, причем не только с кровными родственниками, а - до дрожи - со всеми, кто когда-либо был. Будто мы их продолжение на земле, и в чем-то - подобье, и в чем-то их оправдание, и в чем-то - воскрешение, и в чем-то - шанс избавления от, кажется, уже неисправимых грехов и ошибок… Что мы в ответе за них.
Законной жене Антуана судьба и снами, и виденьями, и пророчицей-медиумом намекает: ты на пороге страшного заблуждения, такого, которое миллионы совершали до тебя и гибли, и сейчас в твоих руках умножить его, прибавив к нему еще одну ошибку, или же прощением погасить и прошлые, и собственные грехи.
Мы не только в ответе за тех, кого приручили. Мы вообще за все в ответе.
И чьи-то несправедливые боль и смерть должны лечь тяжким бременем на тех, кто, казалось бы, вовсе к ним непричастен. Потому что так говорит совесть, потому что все должно быть по-человечески, а по человечески, если, то искать надо не счастья, а правды, а правда - в круговой поруке любви, добра, прощения… и того, о чем так мечтал великий Федоров, родства/братства душ всех людей вообще - и умерших, и живущих, и будущих. И счастливее тот, кто обрел это родство, а не свою половинку…
Я когда-то размышляла над тем, почему никогда не смогу принять буддизм душой, хоть восхищает в нем многое. Буддизм с его реинкарнациями не дает ощущения единственности, неповторимости бытия, а значит, несколько ослабляет ответственность за него - чувства греха, покаяния.
В чем заслуга того, кто прощает, потому что так велит ужас прошлой жизни? Свободен ли этот выбор? Вот бы из собственных тайников достала брошенная жена это сказочное, почти феерическое финальное прощение, превратившее острый любовный треугольник в круг приятия и любви, именно любви, без примеси самости, гордыни, мести, одиночества и депрессии…
Мне ближе история Жаклин и Лорана. В ней человеческое, только человеческое, без включения лакомых буддийских чудес и мистерий. Любовь матери - это песнь искалеченной нежности. Безраздельное чувство, которое определяет все в жизни, - "одной лишь силы власть, одна, но пламенная страсть". И страсть эта как бой и проигрыш одновременно. Ведь любит Жаклин идеального и идеализированного ребенка, того, кто пришел в мир опровергнуть статистику, словно иначе и жить не стоит. Все дети с синдромом Дауна учатся в спецшколах, а ее - в обычной, все умирают до 25, а ее будет жить до 100, победив недуг, предубеждения и насмешки, как маленький супермен-волчонок (волк - сила, победа, злость, смелость), как спустившийся с неба ангелок.
Бедная! Она несет знамя своей любви, как хемингуэевский старик свой парус. Помните? "Он нес свой свернутый парус, как знамя вечного поражения". Поражение похоже на знамя только у гордеца. И Жаклин, маленькая не сдающаяся гордячка, не в силах вынести проигрыш жизни, боли и любви, отнимает сразу три жизни и разнимает три любви. Ее жизнь (и история) заканчивается саднящей обидой и горьким вопросом-упреком, брошенным небесам.
А вот жизнь несчастной жены счастливого мужа начинается заново помилованием и блаженным ответом… А вся их история - не что иное, как школа прощения, учебник (а то и просто рецепт) любви.
И тут поневоле задаешься вопросом, что же хуже в искусстве - ирония или сентиментальность. Первой в фильме нет вообще (что странно для арт-хауса), а вторая чуть-чуть слишком переслащивает и так счастливый финал. Благо в фильме финалов несколько. Хотя, впрочем, взорвавшаяся точка самолетика в последнем кадре тоже ведь не иначе как поэтический привет от нирваны, т.е. тоже счастья, но уже предельного. Так примирились линии восхождения и падения, прочерченные двумя историями - Антуана и Лорана. Так восторжествовал свет. И не надо любопытствовать и спрашивать режиссера, кто же кто же сидел в самолетике. Если каждый колокол звонит по тебе, то и самолет взрывается - тоже.
P.S. Уже намекала на это в основном тексте, но здесь проговорю еще раз. Мне показалось, что дети с синдромом Дауна, как и реинкарнационно-философское, пиршество остались в этом фильме лишь художественными эффектами. И за рамки эффектности не вышли. Впрочем, многие фильмы, где режиссер ставит непереносимо сложную задачу - запечатлеть невещественные процессы, имеющие больше отношения к религии, чуду, тайне, чем к искусству, грешат этим. Труднее всего, не упав в банальщину или упрощенье, создать на экране атмосферу доброты и высокой тревоги тайны. Я верю, что гениальные художники могут сделать так, что исчезнет материя и зримо заговорит дух, станет видна душа, и чье-то сердце, а не образ, не вымысел, забьется внутри твоего. Однако тарковских, т.е. тех, кто видит ангелов и на самом деле умеет говорить с ними, всегда нестерпимо мало. И Жан-Марк Валли - точно не один из них. Он просто хороший режиссер, как Паради - хорошая актриса, правда, в отличие от него, естественная, без нажима и без категоричности школьного учителя.
Александр Худяков:
- После просмотра, еще в кинозале, находясь среди темноты и уходящих людей, не чувствуешь к фильму ни особого расположения, ни из ряда вон выходящей нелюбви или раздражения. Со временем это ощущение укрепляется, и продолжает крепнуть после выхода из кинотеатра, после закрытой двери квартиры, а затем и в последующие часы и дни. Поэтому первым делом надо определиться и выкарабкаться из состояния равнодушного отношения к фильму, то есть над ним поразмыслить (в процессе письма), и вынести какой-никакой, а вердикт, оценку дать. А это вызывает, честно говоря, прямо непреодолимые затруднения. И даже, наверное, не оттого, что фильм не блещет ни художественными, ни сюжетными достоинствами, а оттого, что просто не хочется. Неинтересно придавать ему в грани в сознании - пусть дальше утекает по речке каждодневных впечатлений, мне-то какое дело? Но ведь эдакая ленивая оторопь не на пустом месте выросла же, и сам себя подстегиваешь, чтобы разобраться в фильме, а там, глядишь, и до себя, до своей лени получится добраться.
Вот фильм берет и раскрывает нам любовь такой, какой она, по мнению сценариста и режиссера, должна быть или должна стремиться быть такой. С ней замешивают эзотерику, болезненные сновидения, экстрасенсов из пригородных домов, негнущиеся в своей пошлости банальности про "половинки и браки на небесах", а в довесок соединяют два "как бы" несоединимых сюжета в "единое и связное целое". Чтобы продемонстрировать всю радость и верность выбранного пути, в конце непременно вставляют чудовищно шаблонные кадры со счастливыми лицами главных героев и всех прочих, оказавшихся в фокусе. На фоне "удавшейся" современной истории любви параллельная история любви "старая", вся обгоревшая муками и сомнениями, выглядит удивительно человеческой, более близкой, чем та, облитая патокой и ненастоящим счастьем. Чем привлекательна патология, чем отвратительна норма или то, что в качестве нее преподносится? Вопрос в контексте ленты был поначалу неочевиден, но в процессе раздумий подкрался как бы сам собой, незаметный, но ощущаемый.
А режиссер поскупился тратить свое время на этот вопрос, и вообще на вопросы, но предпочел давать ответы. Закадровый голос, расставляющий акценты словосочетаниями и предложениями, служит выразителем воли самой судьбы, бесцеремонно определившей человеческие отношения героев, за них и до них выдумавшей их дальнейшую жизнь, а за ослушание заботливо подготовившей целую груду наказаний, щедро разбросанных во временном пространстве и неотвратимо настигающих даже после смерти. Худо еще и то, что такому тиранству рады все персонажи - и те, кто остался за бортом любовной лодки (пустить не пустили, но за бортик держаться разрешили), и те, кто в ней непосредственно сидит и наслаждается таким мудрым решением и общей устроенностью всех и каждого. Для сомневающихся добавлены экстрасенс и эзотерика: это, мол, знание за гранью разума, поэтому принимай как есть, а иначе будешь страдать, мучиться, а в последующей жизни каяться и снова страдать. Ей-богу, напомнило женские романы, где все только и мечтают, чтобы оказаться в уютных гнездышках и чтобы все происходящее вокруг было неотвратимей смерти, но слаще меда.
Наверное, оттого и злит подспудно это кино - оттого, что все за тебя уже устроено, а ты лишь глупый винтик в этом механизме. Ищи свою половинку да не балуй, а то кончишь как героиня Ванессы Паради: безумием и смертью. А ведь еще Достоевский говорил, что человек сам себе готов навредить, если от этого сможет свободу почувствовать: и едва высказывание это вспоминаешь, как на душе легче становится. Не когда из мировой гармонии, а когда здесь и сейчас, из поступков и людей жизнь, а с ней и любовь складываются, и когда мучения не потому, что не ту половинку выбрал, а потому, что где-то не так поступил и что твоя вина в этом, и исправление вины этой - тоже за тобой, и когда не знаешь, счастье ли впереди, или же новая ошибка и упущение.
Искусство из неизвестности рождается, и парадоксы живут в ней же. А в этом фильме ни искусства, ни парадоксов: одна лишь Ванесса Паради пытается искру высечь из своей героини, и ей одной, вместе с детишками-даунами, удается передать накал страстей, одной удается произвести впечатление и силу переживаний. Но в одиночку грузовик из болота не вытащить, особенно если в том болоте все сладко и ладно. Ничего не поделаешь - видимо, судьба.
Ближайшие показы в киноклубе "p.s.":
20 июня - "Откровения"
27 июня - "Обезьянки"
4 июля - "Клуб безбашенных"
11 июля - "Римские каникулы".
