Не часто поэты доживают до этого красивого юбилея – 75-летия. Слишком щедро они тратят свой талант, слишком остро воспринимают чужую боль и беду, неправду и несправедливость, слишком глубоко ранит их непонимание… Да, день рождения Александра Павлова – дата, радостная для культуры Магнитки. Но бесконечно горько осознавать, как много мог бы успеть Александр Борисович, если бы дожил до наших дней, и сколько благодарных слов услышал бы от земляков.
Член Союза писателей России, переводчик, автор пяти поэтических книг, лауреат Премии имени Д. Н. Мамина-Сибиряка, он оставил о себе добрую память не только как литератор. Александр Павлов немало сделал для возрождения казачества в наших краях, был наставником творческой молодёжи, видным культурным деятелем.
Коллектив «Магнитогорского металла» по праву гордится тем, что Александр Борисович связал журналистскую судьбу с нашей газетой. Он остаётся для «метальцев» образцом профессионализма и человеческого неравнодушия, интеллигентности, скромности. В середине нулевых Павлов входил в редколлегию книжных серий «Литература Магнитки. Избранное» и «Литература Магнитки. Контекст», издававшихся под патронажем «Магнитогорского металла».
В конце 2011-го Александру Павлову посмертно присудили победу в номинации «Персона в журналистике» VI городского конкурса СМИ под эгидой МГСД «Город и мы». Это признание его весомого вклада в становление профессии журналиста в Магнитогорске.
Но, при всей многогранности таланта Павлова, в летописи трудовой Магнитки он остался в первую очередь как поэт, воспевавшей людей, благодаря которым бьётся Стальное сердце Родины. Причём, без преувеличения, поэт российского масштаба. Немногим дано с такой искренностью воспеть человека труда. Сегодня, в век индивидуализма, когда мы только возвращаемся к общественному сознанию, такие стихи на вес золота. В них голос Александра Павлова звучит в полную силу.
Однако есть в его творческом наследии пронзительная любовная лирика, философские поэтические зарисовки, стихи о деревне… И о чём бы ни писал поэт, признанный классиком магнитогорской литературы, он писал с любовью к землякам-магнитогорцам, к родному городу, Уральскому краю, к нашей великой стране.
Кандидат филологических наук, член Союза российских писателей, культурный деятель Татьяна Таянова в эссе «Александр Павлов: на крыльях родного города» (12+), вошедшем в сборник статей VIII городских краеведческих чтений «Наследие» (12+), посвящённый 80-летию ММК, делится собственным восприятием творчества одного из самых ярких поэтов Магнитки:
«Он ушёл очень рано. В 61. Впрочем, рано уходят те, кто ранен, а в сердце настоящего поэта ран не счесть.
Александр Павлов оставил нам чистый, прямой, трепещущий радостью-грустью жить голос, честный, открытый взгляд, здоровые смыслы, внимательные, мудрые истории просто города, просто завода, просто семьи, просто любви. Сплав огненности и задушевности, вера в единство мира, в его земное совершенство и магнитно-непреодолимое притяжение. Всеми силами сердца – сопротивление отчаянию, дабы был утолён «по солнышку голод».
В творчестве Павлова было явлено идеальное совпадение слова и времени, человека и места, Города и Поэта (так называется центральная книга в творческой биографии художника), поэта, который никогда – над, часто – даже в полёте своём – вровень.
В живом железно-ковыльном полёте на крыльях родного города он весь как на ладони – здешний, земной, земляческий, знакомый, внушающий доверие и веру в жизнь каждым помыслом-поступком-словом.
Смелая, уверенная публицистичность и легкокрылое лирическое дарование («я плачу, если не лечу»), выношенная гражданская позиция, совестливость и доброта, вечно болящее чувство правды («любо слову-то лететь вровень с правдою») и деятельная современность как выбор, как творческая позиция – вот слагаемые неповторимого павловского голоса, знаки поэтического труда – огненно-сердечного сплава трепета, честности и чистоты.
Точка в Книге судьбы поэта поставлена. Книги – оставлены людям. И в них он живёт для нас…»
Напомним нашим читателям: в магнитогорских библиотеках книги Александра Павлова «Предгорья» (1976, 12+), «Пологий свет (стихи и переводы)» (1982, 12+), «Сверим время» (1983, 12+), «Город и поэт» (1996, 12+), «С ярмарки еду» (2008, 12+). А в библиотеке семейного чтения № 5 имени Риммы Дышаленковой, расположенной на Ворошилова, 37, действует созданное Павловым литературное объединение «Магнит» – ныне его ведёт поэт, член Союза писателей России Виктор Калугин.
Дело Александра Павлова продолжается. И звучат в наших сердцах его удивительные стихи…
В Магнитке
На стыке Азии с Европой
плыву тихонько на спине,
/окутан тёплой поволокой...
И до того спокойно мне.
Урал, обветренный и шалый,
новоисполненный Яик,
Урал – сосновый полушалок,
кремнёвый блеск, державный лик.
Удобно или неудобно,
но здесь нестойка тишина.
Прислушайся: вздыхает домна,
и плещет на берег волна.
Ловлю спиной глубинный холод,
в зените тучка так светла...
А справа – город, слева – город,
и оба-два мои крыла.
Не эти ли тугие крылья
судьба явила для меня,
сплетя железно и ковыльно
и кровью их соединя?
В любом далёком перелёте,
сквозь годы, грозы и ветра,
меня вы, крылья, пронесёте,
как это делали вчера.
А нынче я по праву дома,
качаюсь тихо на волне,
и всё по-новому знакомо,
и оттого спокойно мне!
602-й
Резчику лома Р. Зайнапову
В копровом цехе вечный кавардак,
железо всех времён, мастей, обличий...
То паровоз подкатится сюда
с утробной паровою перекличкой.
То подвезут бескрылый самолёт
в обломках отзвеневшего дюраля,
то на вагоне катер приплывёт...
Всех под резак –
и словно не бывали!
Порой Степану чудилось, что он
палач вот этих горемык железных,
не попусту коптивших небосклон –
проживших век двужильно и полезно.
Он опускал на землю бензорез,
влезал наверх, откуда тишь стекала...
И громыхал хозяйский интерес
по мостикам ботинками Степана.
В его обходе, ревностном и злом,
рассерженно сминалось безразличье:
– Труда-то сколько! –
и опять на слом...
Но всё же вскоре вспыхивала спичка,
а бензорез врезался в кругляки,
обшивку и натруженные скаты,
и паровоз, напыщенный когда-то,
валился от Степановой руки.
Да мало ли таких со всей страны
летят к нему, попыхивая рьяно!
Им раньше явно не было цены,
а нынче есть – и та не по карману.
Дешевле вжать в тысячетонный пресс
уютные, обжитые кабины,
и рычагов тридцатилетний блеск...
Ломай, Степан, работай –
всё едино!
Так думал он размашисто, спроста,
покуда к серым колоннадам цеха
из памяти тревожной не приехал
особенный, приземистый состав.
Степан присел у танка, закурил.
Пробоины, заклиненная башня...
И, словно лбом ударясь в день вчерашний,
на башенке он цифры отличил:
602-й...
И дёрнулась рука,
и налегла на воздух, как на тормоз,
602-й – в разорванных боках
привёз войною срезанную скорость.
602-й...
И задохнулся он.
Да! Там они, заклинены навечно...
Он за бронёю слышал каждый стон
и жаркое дыханье человечье.
Он рвал броню упругим резаком,
как будто вдруг из танковой утробы
они шагнут светло и шлемолобо
сквозь времени погибельный закон.
Гудело пламя, взламывая танк,
томилось небо без дождя и вздоха...
В копровом цехе вечный кавардак,
в пролётах тесных
стиснута эпоха!
***
Едва с работы, снегом припорошен,
вбегу в подъезд – по носу шибанёт
призывный запах жареной картошки
и тёплый дух чугунных сковород.
Привычная, старинная картина:
мигает в коридоре жёлтый свет,
гудит барак во все свои квартиры,
гудит, что улей, в круговерти лет.
Чего здесь только не было!
Отсюда
я двинулся по плинтусу, как мог,
не в тягость полу, весом –
меньше пуда...
И вымахал под самый потолок.
Я благодарен голосу окраин,
что в нас, глазастых, чувство пробудил
к стальному сердцу каменного края
у древних гор в распахнутой груди.
Я благодарен дому у завода,
щербатому, открытому ветрам,
откуда шли возделывать природу
крутые по-уральски мастера.
Не потому ли, снегом припорошен,
вхожу в подъезд – и слышатся сильней
призывный запах жареной картошки
и тихий голос матери моей.
