Лет пятнадцать назад иногородние друзья спросили: «Наталья Карпичева – твоя землячка?» И дали ссылку на сетевой ресурс, где она тогда размещала свои стихи. С тех пор Наташа входит в число моих любимых поэтов. Член Союза российских писателей, кандидат филологических наук, культурный деятель, с 2014 года она работает в Центре визуальной культуры «Век» Объединения городских библиотек Магнитогорска. Сегодня разговариваем с Натальей Карпичевой о её поэзии и о том, что ей дорого.
– Ты достаточно рано вошла в круг магнитогорских литераторов. Твои стихи узнали до или после твоей первой книги «Разговор с рассветом» (12+)?
– До «Разговора с рассветом», но незадолго. В этом главная заслуга магнитогорского поэта Юрия Ильясова, много лет возглавлявшего студенческое литобъединение МаГУ и руководившего литературной полосой в городских многотиражках. Я пришла в литстудию на третьем курсе (кстати, примерно тогда же там занимались Ренарт Фасхутдинов и Анастасия Эйвазова). Через несколько месяцев были первые публикации, а через два года была издана первая книга. Это именно Юрий Фёдорович инициировал и редактировал «Разговор с рассветом» (2004).
– Кто из поэтов повлиял на тебя?
– Если в абсолюте, то, конечно, Иосиф Бродский. Его влияние на всю современную русскоязычную поэзию в принципе сложно оспорить, оно ощутимо до сих пор, ничего большего в этом смысле русская поэзия пока не явила и не явит ещё долго. Именно его «всеобъемлющее творчество, пропитанное ясностью мысли и страстностью поэзии» (нобелевская формулировка) открыло поэзии и поэтам тот путь и то состояние, в которых не предвидится чувства исчерпанности. И это одновременно оазис и мираж в пустыне (для поэтического бытия такая двойственность вполне нормальна).
А в частности, в разные годы мою персональную «поэтическую одержимость» питали разные авторы: Михаил Лермонтов с его острой и честной обречённостью, Марина Цветаева с её трагической искренностью и бескомпромиссностью, Велимир Хлебников с его вызовом и неистребимой жаждой новизны, Борис Пастернак с его непостижимыми открытостью и чувствительностью…
– А кого любишь из современников?
– Не буду называть много имён, назову одно (чтобы соблюсти сообразность слову «любить»). Майя Никулина – поэт из Екатеринбурга. Это очень зрелый поэт – будучи нашим современником, она также современница и Иосифа Бродского, и Анны Ахматовой. Просто рекомендую почитать, отдельные публикации легко можно найти в литературных журналах в Сети.
– Не могу не спросить и о наших земляках.
– Я бы назвала три имени (лучше по алфавиту): Игорь Гончаров, Александр Ерофеев, Олег Щуров. По странному стечению обстоятельств все они по тем или иным причинам решили «отойти» от поэзии и не пишут сейчас (все они очень зрелые, не мечущиеся люди и авторы, и все они определённо знают, что делают), но я надеюсь, что они вернутся когда-нибудь и к поэзии. С удовольствием стала бы свидетелем некого нового этапа их поэтического творчества.
– Культурный деятель, книгоиздатель из Челябинска Марина Волкова относит твоё творчество к Уральской поэтической школе. Что это значит, если простыми словами?
– Уральская поэтическая школа, строго говоря, изобретение известного поэта Виталия Кальпиди. Изобретение, но не выдумка. Потому что оснований для её легитимности в современном поэтическом процессе более чем достаточно. Речь идёт и о значительном корпусе авторов, и о так или иначе текущем литературном процессе, и о литературной жизни в регионе, и о большом количестве крупных и солидных издательских проектов (с 1996 по 2018 год были изданы четыре тома «Антологии современной уральской поэзии» (16+), «Энциклопедия УПШ» (16+) в 2012 году), и о серьёзных литературоведческих исследованиях. А главное, речь идёт о ментальной, биографической и художественной общности в поэзии более сотни уральских авторов, об их пересечении, взаимодействии и взаимовлиянии. Кстати, именно Виталий Кальпиди многое сделал для укрепления этих связей: и как поэт, и как издатель, и как организатор масштабных проектов, и даже как идеолог. Мне эта идея и эта компания очень симпатичны, потому что поэт и поэзия не рождаются и не живут в вакууме.
– Расскажи о своей книге, которая готовится к изданию.
– Это будет шестая книга из цикла «Фантастика Человека» (12+). Если предыдущая книга, «Этюды и ноктюрны» (2020, 12+), во многом была о музыке и о звуках, об отзвуках и мотивах в сердце и разуме человека, то новая книга будет о слове и о молчании. В ней почти нет личного, если не говорить о личном пространстве поэта и личном ощущении поэзии, почти нет посвящений и «разговоров» (так получилось, что начиная с «Разговора с рассветом» я всё время с кем-то говорю в своих текстах), только если это касается вышеупомянутых пространства и ощущения. А в целом, мои любимые мотивы: времени, памяти, ностальгии…
– Название книги сознательно не упоминаешь?
– Просто оставляю себе шанс передумать. Иногда ведь бывает, что в последний момент…
– Ты автор идеи и один из организаторов фестиваля видеопоэзии «Видеостихия» (16+). Воздействует это как-то на твоё творчество – или это параллельное стихам явление?
– Мне бы не хотелось говорить вскользь и мимоходом о «Видеостихии». Могу сказать только, что это далеко не просто проект, не некий прикладной вектор, поскольку «Видеостихию» во всём её объёме (историческом, футуристическом, ценностном) я считаю более важной, чем какое бы то ни было личное творчество. Не люблю переоценивать свои поэтические прозрения и усилия (или наоборот), но, как говорится, свято место пусто не бывает. В современной русской поэзии много действительно сильных и интересных авторов (я точно знакома с несколькими десятками лично, то есть не через Сеть). Но в сегодняшнем литературном и культурном пространстве очень мало тех, кто может взять на себя ответственность за что-то и труд во имя чего-то, кроме самого себя. Организация и проведение таких фестивалей, ежедневная и многомесячная рутина часто означает отказ от того времени и пространства, которое необходимо для собственного творчества. Для меня это не жертва, а вполне осознанный выбор. Особенно когда долгий труд приводит к результату, когда видишь отклик и воодушевление от участников, от зрителей, когда площадка дышит, живёт, растёт, привлекает и открывает новые таланты, когда буквально ощущаешь, что вокруг что-то меняется и ты к этому имеешь непосредственное отношение. «Видеостихия» очень много забирает, но даёт несравненно больше. И на моё творчество воздействует однозначно. Это в последние несколько лет, наверное, один из главных источников вдохновения.
Предлагаем вниманию читателей стихи Натальи Карпичевой из будущей книги.
Серая шейка
Верно, серая шейка, в белой твоей груди.
Вот везучая же, и снова тебе водить,
В эти прятки наоборот, в соль и соль земли,
Как по выбывшим адресатам прицельно пли,
Оставайся ещё на сезон который – раз –
Коготок увяз.
Веришь, серая шейка, красную тянешь нить.
Нежность, серая нежность втайне, заря в тени.
Всё сдаётся в ремонтное, даже тоска сбоит.
Плёнки, книги, открытки, ноты – здесь все свои.
Все свои на свои возвращаются жернова –
Перезимовать.
Всё отсюда недалеко, ну и ты усвой.
Тёплый маятник на цепочке на часовой
Выбирает от до и после до от и до
В ожидании позолоченных холодов.
Это, серая шейка, узится полынья
Воронова вранья.
Слово
Виделись так давно, не виделись так давно.
Перечисляй на счёт годовых колец.
Слово и слово, да будет повторено
Холодом и теплом – в холоде, в тепле.
Слово и слово, – а что мы нам между слов?
Солнечный зайчик, чуточный имярек.
Трубка качается в будке – алло, алло.
Холодно. Вот запас тепла в октябре
Переведёшь в убыток, тогда звони,
Путайся в предсказаниях, метроном
Пересчитает музыки, строки, дни
……………………………
Слово останется. Только оно одно.
И не передать
Я зову тебя, как беглая речь
Призывает к жизни мёртвый словарь.
Рассказать, как начиналось, сиречь
Над пещерой разгорался январь.
Мы впервые узнавали, что жизнь
Есть дышанье в ледяной тишине,
И, участвуя всем перечнем жил,
Приручали эту тайну, как снег.
Это лучшая попытка зимы,
Звука только что звенят провода.
Сладко плакать и границы размыть.
Не достать чернил. И не передать.
Отчая тишина
Тем и светился весь, чем словно бы ослеп.
Утро такое – чуть – свет – уходящих птиц.
Печью или теплом пахнет твой первый хлеб.
Чуешь, дрейфует высь, север на юг летит.
Анна с утра печёт, ей-же, находит стих…
Теста ли одного, вспомнить ли соднова…
Здесь тебе дом, прочти, озимью прорасти.
Почерк укорени и не играй в слова.
Не надышаться, не… Память предъявит счёт.
Спешишься и замрёшь, вверясь чему-то над…
Ты у него один… Слышится и течёт
По ледяной реке отчая тишина.
Жизнь по умолчанью
Но это жизнь второй ли, третьей трети,
Устойчивый демисезонный ветер
И одержимость знаками в висках.
Ты написал соцветье и сокрестье,
Ты мало ведал об анахорете,
Когда им был. Теперь зима близка
И небеса приближены ночами.
Уже предвидят многие печали
Видалый рыболов и птицелов.
Подлунный полон снегом изначальным.
Всё говорит про жизнь по умолчанью.
Довольно и тебе изрядных слов.
Ангел
Ангел, нет тебе сна
Ворошить имена
В безначальной зиме
Безымянным взамен.
Теплить, помнить, дышать
Ускользает душа
За слепое стекло
Под нажим, под наклон.
В почерк лёгкий, как снег,
В унисон, в сон во сне,
Где печаль как была
Светотенью крыла.
А придут забирать…
Всё давно – всё вчера.
Семь замков, шесть ключей.
Ангел спит на плече.
Охладело
Охладело пространство и даже время.
Было так легко не заметить кражи,
Если доказательство теоремы
Никому уже ничего не скажет.
А теперь попробуй грустить, в-десятых,
За тепло, во-первых, тепла растрату.
Во-вторых, нижают седым десантом
Небеса протяжные, тем и рады.
Привыкаем в холоде головами.
Облака сближаются с проводами.
Это, в общих чертах, про неузнаванье
Никого никем. Принимай как данность.
А чего ещё за чертой субботней?
Снег стоит за окнами, провожая
Неизбывно прошлое, а сегодня
Кто посеял холод, ждёт урожая.
Немного солнца в холодной воде
Но одиночество – вертикаль, константа и месть числа,
Когда заходишь встречать корабли по памяти, именам,
Когда зайдёшь на круги своя, вот бы набыться всласть,
И дней твоих нетающий рафинад
Царапает воздух и тишину, как киноплёнку тогда,
Когда ты пробовал на цвет, по первости обживал
Тоже способы бытия. И куда утекла вода?
И сколько её в промолкших словах?
Перекликаясь с вечно простуженной тишиной
Со старого пирса, – и весь опор, и точка, – светлым-светла
Радость твоя, так и живёт, – вся, считай, до одной, –
Дальше и выше простого тепла.
Знай, нечего терять – это когда теряешь ритм,
Когда не тянешься, но стоишь, сухие глаза воздев
К тому, кто выдержит паузу, прежде чем растворит
Немного солнца в холодной воде.
Всё предначертано
Белым по белому согласно тишине
Падает (выпавший), падал всевышний снег,
Для-ради галочки квантами бытия
Всё отчуждается, только тоска – твоя –
Белее радости, краше семи ночей, –
Падает (павшая), спит на твоём плече.
Здесь остановимся, выйдем из-под пера
Вечным по вечному, словно не умирать.
Всё перемирится, только мироточит
Ранними звёздами песня в твоей ночи.
Нет нам прощания, будь да и будь молчком.
Всё предначертано врачебным почерком.