Дорога круто поднимается вверх и упирается в какую-то возвышенность. Тогда мне показалось - гора, хотя сейчас понимаю - небольшой холм. Все полезли - кто прямо, кто наискосок, кто быстрее, кто медленнее. Полез и я.
Я всегда избегал гор - высоких, с отвесными склонами и низких, больше похожих на холмы. Если подьём требовал помощи рук, мне он казался скалолазаньем, а скалолазать я не мог - боялся. Но когда все полезли, то я не решился отступить и тоже полез, как все, только медленно и неловко. Склон был не крутой, но трудный - рыхлый, скользкий грунт, смесь песка и глины, редкие мелкие кусты, пучки травы. Я карабкался наверх, мои ноги проваливались в песок, соскальзывали вниз. Чем выше поднимался, тем больше во мне накапливался страх. Недалеко от вершины я посмотрел вниз. Подножие горы казалось бесконечно далёким, а склон - отвесным. Я застыл. Вокруг копошились фигурки - побольше вблизи, совсем мелкие вдали. Они все казались чужими, незнакомыми - кроме одной. Одну фигурку - прямо подо мной, совсем недалеко - я не мог не узнать: Жигалов, точно - идиот Жигалов. Одна из тех фамилий, которые я запомнил на всю жизнь...
Я был в восьмом классе, Жигалов - в седьмом, но явно старше меня и намного выше ростом. Он никогда не упускал случая задеть, напугать. Иногда он тихо подкрадывался со спины и вдруг толкал меня коротким, но сильным толчком так, что я падал, но не на пол, а на кого-нибудь передо мной; начиналась безобразная свалка. Или проходил мимо, как будто не замечая меня, и вдруг оборачивался - внезапно и быстро - и издавал какой-то ужасный звук: гавкал, или ухал, или хлопал в ладоши перед моим лицом. Но больше всего он любил замахнуться, как будто собираясь ударить - и не ударял. Вид моего испуга приводил его в восторг; он подпрыгивал и заливался тонким, визгливым смехом. Изо рта у него капала слюна.
Так он мучил меня целый год, пока не произошло неизбежное - он промахнулся и задел меня по лицу. От неожиданности я ударил его сам - так коротко и сильно, что он завертелся на месте волчком и упал, как будто ему подрубили ноги. Мгновенно собралась толпа: "Перебой! Перебой!" Я и сам знал, что перебоя - за школой, после уроков - не избежать. Жигалов встал, но тут же пошатнулся и чуть снова не упал; потом медленно отошёл на трясущихся ногах, бессмысленно глядя перед собой, мимо меня, мимо толпы - и вышел во двор.
Перебоя не было ни в тот день, ни на следующий. Жигалов меня с тех пор как будто не замечал. И всё же я его избегал - неровен час, - обходил по другой стороне коридора, а если натыкался во дворе, то вообще смотрел в сторону или возвращался в школу.
И вот сейчас, на горе, я смотрел, как он копошится где-то внизу, и вдруг понял, что сейчас я точно упаду, покачусь с горы и собью его с ног - мы погибнем вместе. Что же делать? Я знал - надо крикнуть ему, чтобы он отошёл в сторону, отодвинулся - но не мог решиться выдать свой страх.
Я снова посмотрел вниз - Жигалов был уже совсем близко, в двух шагах. Мои ноги утопали в глине и в песке, руки соскальзывали. Я закричал: "Жигалов! Отодвинься в сторону. Я сейчас упаду и тебя собью. Отодвинься в сторону!" Он был уже совсем близко, так же близко, как тогда, в школе. Мы впервые за несколько месяцев внимательно рассмотрели друг друга. Он брезгливо сплюнул: "Трус!" - и быстро, едва касаясь склона, полез, почти пробежал, мимо, обсыпав меня землей. Я задохнулся от стыда и тоже быстро полез наверх, так же быстро, как он, отталкиваясь ногами, цепляясь руками за редкие кусты и пучки травы. Это оказалось легко, и мне было не страшно. Через минуту я был уже на вершине, посмотрел вниз. Сверху гора была мелкой, а склон почти пологим.
В понедельник мы встретились в школе. Он пробежал мимо, обернулся, сделал страшное лицо и, как раньше, ухнул и хлопнул в ладони. Я отмахнулся и оттолкнул его - я не мог даже смотреть на этого идиота. Зачем я его спас?
Сейчас, записывая эту историю, вспоминаю ужасное мгновение позора и снова спрашиваю сам себя - нет, не себя, сам я всё понимаю и могу объяснить, нет, того мальчика-восьмиклассника - почему он это сделал, как он решился? Но мальчик не отвечает - он то ли не знает, то ли не хочет, не может рассказать.
