Здания техникума и корпусов студенческого общежития отгораживали площадку с трех сторон от городской суеты, словно эти здания были ладонью, оберегающей пламя свечки от порывов ветра. С Восточной стороны к МИТу, примыкало футбольное поле, за которым находились одноэтажные производственные мастерские техникума. Они не могли заслонять солнечного света в вечерние часы, когда на МИТе устраивались соревнования на первенство Магнитки. Даже, когда город погружался во тьму, закатный пурпур еще долго отражался от верхних этажей зданий и подсвечивал баскетбольные кольца. Вечерами Петрович любил приходить сюда, чтобы одному без свидетелей разучить новые приемы владения мячом в надежде на то, что они помогут ему отобрать лавры первого плеймейкера у его постоянного конкурента Володьки Зорина.
Бах, бах, бах, - мяч стучал по асфальтовому покрытию. Прыжок - мяч полетел в кольцо, ударился о его переднюю душку и… ба-бах-х, - шлепнулся об площадку, отзываясь эхом в каменном мешке домов. Петрович сделал еще несколько бросков в прыжке, но мяч не перелетал переднюю душку кольца - верный признак слабой работы рук. "Что, поджилки трясутся?" - задал бы свой любимый вопрос тренер Юрий Степанович Сазонов. Действительно, руки и ноги были, словно ватные. Несмотря на вечер, дневная жара еще не спала. Запахи расплавленного асфальта дурили голову. Тело Петровича превратилось в обмякший тюфяк. Но не это было главной причиной промахов. Баскетбольный щит заслоняло раздраженное лицо его матери, а ее крик сверлил мозги, как бормашина - больной зуб. Перед уходом сына на МИТ она, по обыкновению, начала пилить его за то, что он забросил учебу, с грехом пополам окончил девятый класс и сейчас тренировался два раза в день, чтобы в составе команды спортшколы ГОРОНО защищать спортивную честь Магнитки в Челябинске.
-Хватит брундыгалить, берись за ум!
Мать чуть не плакала при виде сына. Петрович стоял перед ней с двумя мячами под мышками, в выцветшем трико и поношенных кедах, один из которых был синего цвета, а другой - красного. Кеды слегка прикрывали штанины, из которых сын выдернул резинки "для лучшей вентиляции". В результате двухразовых тренировок он превратился в то, что называется "кожа да кости" и, судя по блеску энтузиазма в его глазах, сын намерен был довести себя до дистрофии. Мать раздражало равнодушие, с которым ее Алешенька отзывался на прозвище Петрович, не имеющее никакого отношения к его настоящему отчеству. Ей казалось, что это прозвище обрекает ее любимое чадо на слесарюго-шоферюжное будущее.
- Ч-че ты от меня хочешь? - огрызнулся Петрович, морщась от неприятной сырости носков и трусов, которые еще не успели просохнуть после утренней тренировки.
- Троечник! Вот посмотришь, твои друзья станут инженерами. Они будут ходить с портфелями, в белых рубашках и галстуках, а ты - задыхаться на комбинате, как я и твой отец… Чтобы в десять часов был дома!
"Джо-май-ка, Джо-май-ка…" - жизнерадостный тенор Робертино Лоретти ворвался в открытое окно комнаты из динамиков, установленных на доме культуры Металлургов. Мать попробовала перекричать итальянского соловья, а потом махнула рукой, что означало: "Уйди с глаз моих!" Петрович пулей выскочил из квартиры и понесся вниз, стараясь перескочить через лестничные пролеты и не отказывая себе в удовольствии постучать мячом по ступенькам лестницы и стенам подъезда.
"Завтра или никогда, - твердил себе Петрович на площадке МИТа. - Я это сделаю. Кровь из носа"! Вечерние тренировки были инициативой самого Петровича. Юрий Степанович Сазонов, которого за глаза все называли Спепаныч, не приветствовал двух тренировок в день. Он считал, что неокрепший организм должен иметь время на восстановление. А работа на износ в юношеском возрасте может плохо сказаться на здоровье в будущем.
Пятьдесят переводов мяча за спиной, под ногой, ведение двумя мячами без зрительного контроля - все это было частью баскетбольной гаммы, предваряющей основную часть занятий. Постепенно удары мяча стали заглушать голос матери. Как ей объяснить, что Петрович - это не обидное прозвище, а, своего рода, знак качества? Его нужно было заслужить. Все хорошие баскетболисты в Магнитке имели прозвища - Шнур, Шноба, Гончар, Сэм. Даже легендарный американский баскетболист Боб Коуси не возражал против того, что его называли "Кузом". Сэм - Семен Браславский преподнес Петровичу еще один поучительный урок. Он принадлежал к баскетболистам старшего поколения. Все уже решили, что Сэм повесил кеды на гвоздь. Но однажды Сэм появился на МИТе, чтобы сыграть за ветеранов против команды индустриального техникума. Похоже, что спортивной формы у него давно не было.
- Дайте трусы, - ходил он с этими словами вокруг площадки, обращаясь к молодежи. И в ответ на молчаливый отказ говорил - Пижоны! Играть не умеете.
Трусов ему так никто и не дал. Майки тоже. В составе команды ветеранов Сэм появился в неестественно коротком и узком трико и по пояс голый. На ногах его были поношенные разнопарные кеды без носков. Но играл Сэм так, что, практически, в одиночку обыграл команду этих самых пижонов из индустриального техникума, с аккуратно расчесанными проборами, и одетыми в яркие атласные трусы и майки. Причем, сделал он это легко и красиво, вызывая восторг в толпе зевак, окруживший МИТ и наблюдавших за его игрой, из окон техникума и с балконов общежитий. С тех пор Лешка презирал чистюль и аккуратистов и дальновидно выбрал себе прозвище Петрович. "Клички все равно не миновать. Лучше быть Петровичем, чем каким-нибудь Ляше Лямпомпо",- так пытался окрестить его настоящий бой скаут, владелец шерстяного костюма "Олимпийка" и белых корейских кед - Игорь Скорубский.
После проигранной игры команда индустриального техникума собрались под тополями на пяточке у выхода с площадки. Эта была традиция. Баскетболисты переодевались, расчесывали свои проборы и вставали в круг, чтобы провести разбор полетов. Обычно за их спинами образовывался второй круг из ребят помладше, которые, открыв рты, слушали старших товарищей и учились уму разуму. Эти беседы имели очевидное воспитательное значение. Например, один из участников второго круга Сергей Борис через много лет стал кандидатом технических наук и работал в одном из престижных институтов Москвы.
Борису пришла в голову идея уехать из России и поселиться в Германии, что он благополучно осуществил. Через несколько лет Борис приехал в Россию из Германии, где сделал карьеру в фирме IBN, и признался Петровичу, что когда он совершал этот судьбоносный поступок, то видел перед собой пяточек на МИТе. Члены круга с восхищением смотрели на него и кричали что то вроде: "Ай, да Борис, ай молодец!" В тот вечер разбор игры свелся к поиску ответа на вопрос: почему Сэму удалось поиздеваться над хорошей командой техникума.
- Мужики, давайте не будем, а если будем то давайте! - с этими словами Шноба оглядел круг. Это его присказка имела различное значение в зависимости от контекста. В данном случае она употреблялась, как предложение выслушать его. В ином случае Шноба поворачивается и уходит.
- Вечером должны была быть игра,- рассказывал Шноба, затянувшись сигаретой. Шноба был хорошим попадальщиком с дальних дистанций и прирожденным юмористом. Этот свой второй талант он с успехом реализовывал в СТЭМ - студенческом театре эстрадных миниатюр, который был организован при техникуме. Но в данных обстоятельствах имело значение то, что Шноба входил в круг приближенных Сэма. Сэм когда-то учил Шнобу играть в баскетбол и даже удостоил его чести носить свою спортивную сумку.
- Вечером на МИТе должна была быть игра на первенство области между нами и, по-моему, железнодорожным техникумом из Злотоуста,- начал свой рассказ Шноба и пустил кольцо дыма. Команду гостей тренировал Айзенштадт. Утром Айзенштадт пригласил Сэма выпить пива. Они выпили по паре кружек. Погуляли, а потом еще выпили. Потом Айзенштадт пригласил Сэма на обед. Во время обеда они выпили бутылку водки и еще пива. Чуваки, кого ловить? - Шноба слегка присел и прикрыл голову руками, как бы защищаясь от надвигающегося скандала. - Вечером игра, а Сэм еле дополз до дома! Дома мать Сэма заставила его принять горячий душ и уложила спать. Потом она разбудила его - опять погнала в горячий душ и опять сон. Мать Сэма обожала баскетбол. Ведь в детстве у Сэма был врожденный порок сердца. Он не мог ходить. Брат носил его на себе в школу. И только благодаря баскету Сэм стал человеком. Так что, чуваки, давайте не будем, а если будем, то давайте! - повторил он свою любимую присказку. В данном контексте это, видимо, означало: "Думайте, мужики, и делайте выводы". Штоба вел себя так, как будто лично он не имел никакого отношения к только что проигранному матчу.
- В назначенный час Сэм приходит на игру, как ни в чем не бывало, и начинает забивать, - продолжал Шноба. Он забивал так, как будто всего несколько часов назад он не был в дупель пьяным. Как будто пьянка пошла ему на пользу. Наконец Айзенштадт не выдержал, взял минутный перерыв и прокричал своим пацанам:
- Да закройте вы, наконец, этого алкоголика!
Настроение проигравших еще больше ухудшилось. Как же так! Мы стараемся, тренируемся, а он… Так в чем секрет успеха? Без ответа на этот вопрос ребята не могли разойтись по домам даже тогда, когда на площадку опустилась ночь, а на месте, где стоял Шноба, осталась только его белая рубашка и огонек сигареты.
- У него поджилки крепкие,- повторил Борис слова, которые ребята много раз слышали от Степаныча.
- Что - что? - старики невольно расступились, впуская Бориса в свой круг.
- Характер у Сэма особенный. Он авантюрист. Без этого удачи не видать, - сказал Борис . Понимал ли он тогда, что это заявление было его первым шагом на пути перехода финской границы.
Бах- бах- бах,- продолжал Петрович отрабатывать дриблинг. Рассерженное выражение лица матери вытеснил образ Боба Коуси. Петрович знал своего кумира только по фотографиям и по восторженным статьям журналистов, рассказывающих о баскетбольном фокуснике из "Бостон Селтикс". Петрович никогда не видел не только игру американских профессиональных баскетболистов, но и, вообще, понятия не имел о том, как играют мастера. По телевизору в середине шестидесятых годов баскетбол не показывали, да и телевизора в доме у Петровича не было. Большой баскетбол существовал только в его воображении. Как хороший палеонтолог может по одной косточке восстановить скелет животного, так и Петрович был уверен, что способен реконструировать игру американских баскетболистов по фотографиям Билла Рассела, Уилта Чеберлена, Элджена Бейлора и конечно, Боба Коусии. Эта его уверенность подтвердилась рассказами старших товарищей.
Однажды во время утренней тренировки по футбольному полю по направлению к баскетбольной площадке подъехал крохотный "Запорожец", прозванный еврейским броневиком за маленькие габариты и экономии его создателей на всем и вся. Факт сам по себе вызывающий. На машине и по футбольному полю! За это можно было получить по шее. Но гнев собравшихся на пяточке сменился на хохот. Из Запорожца вышел тренер Магнитогорского горно-металлургического института, настоящий красавец Геннадий Смирнов. Его габариты явно не соответствовали размерам "Запорожца" и непонятно, как он в него поместился. Поигрывая ключами, Смирнов направился к пяточку. По многолетним наблюдениям Петровича нарочито пружинящая походка Смирнова была чем-то вроде разбега перед какой-нибудь экстравагантной выходкой. Петрович запомнил эту походку, когда он был совсем мальчишкой и только начинал делать первые шаги в баскетболе. Тогда на МИТе женская команда института по баскетболу разминалась перед матчем на первенство города. Девчонки сняли свои тренировочные костюмы и остались в обтягивающих трусиках. Единственной женщиной, которая могла себе позволить появиться в трусиках в городе, была статуя девушки с веслом на стадионе "Металлург". Даже на рекламных стендах фильмов у кинотеатра им Горького, зазывающих зрителей на просмотр, можно было увидеть только то, что открывали декольте Дины Дурбин или Софи Лорен, но не более того. А тут такое изобилие полуголых женских тел на всякий вкус и цвет.
Очень быстро у щита, где разминались баскетболистки, образовалась кучка зевак, которые отпускали хамские шуточки и мешали девушкам разминаться. К ним направился Смирнов и, слегка разогнавшись, врезал пендаль одному охламону, а потом и второму. Третий раз бить не пришлось. Толпа зевак в считанные секунды непостижимым образом сумела проскочить в небольшую дырку в сетке рабица, окружающую баскетбольную площадку. Чтобы не попасть под раздачу Петрович был в числе первых.
На этот раз Смирнов шел не драться. Он был переполнен впечатлениями, полученными в ходе тренерского семинара в Москве, и хотел ими поделиться. Речь шла об учебном фильме, рассказывающем о игре американских профессионалов из команды "Гарлем Глоб Тропес". Судя по всему, Смирнова переполняла гордость, что ему посчастливилось увидеть то, что никогда не увидят другие.
- Фантастика. Свет в зале выключен. Светятся только руки баскетболистов, мяч и кольца. Их выкрасили в фосфорную краску. Начинается игра. Видно только руки, мяч и кольца, - Смирнов оглядел собравшихся и остался доволен тем впечатлением, который произвел его рассказ.
-Потом свет включили, и начался настоящий цирк, - продолжал свой рассказ Смирнов, обращаясь в основном к Петровичу, глаза которого светились каким- то запредельным восторгом. - Разыгрывающий двухметрового роста передает мяч между ног своего защитника центровому. Центровой берет мяч и, не выпуская его из руки, кладет его на голову защитника, стоящего к нему спиной. Когда защитник попытался взять мяч, лежащий на его голове, то центровой делает щелчок и мяч улетает опять к разыгрывающему. Такое издевательство над защитником повторяется несколько раз. Наконец, центровой с мячом поворачивается в сторону щита, делает два шага, прыгает и развернувшись на 360 градусов, крюком забивает мяч в кольцо. Фантастика!
" Да, фантастика. Именно так я себе это и представлял!", - ликовал Петрович
Бах-бах, бах,- настало время поупражняться в бросках с этим самым разворотом на 360 градусов. Этот бросок Петрович "кровь из носа", решил сделать на завтрашней утренней тренировке. Откладывать было нельзя: "затрясутся поджилки", исчезнет элемент здорового авантюризма и тогда все труды насмарку, рассуждал он. Его завтрашняя презентация должна была состоять из вращения мяча вокруг корпуса в момент прохода под кольцо и броска с поворотом на 360 градусов. В случае удачи место в сборной области, обеспечено, фантазировал Петрович. Однажды он применил эту комбинацию в игре один на один с Юркой Кудрявцевым. Юрка был сыном преподавателей индустриального техникума, пижоном, сибаритом и, так же как и Петрович, очень ценил баскетбольный стеб - то есть баскетбольные выкрутасы. Увидев этот финт, Юрка заохал в приступе притворного восторга и стал сползать на колени. На полусогнутых ногах, как бы умирая от хохота, он добрался до ограждения площадки, сооруженного из сетки рабица, и, схватившись за нее, стал подниматься вверх. Без ее помощи он этого сделать, якобы, не мог - ноги от сильного эмоционального стресса слишком ослабли. Выставив вверх большой палец правой руки, сказал: "Во-о!". Петровичу это было приятно. Он, так же как и Юрка считал, что примитивно забитые два очка - удел плебеев. Сделав проход к щиту, он старался не забивать мяч в кольцо, а сбрасывать его кому-нибудь из числа "чернорабочих". Пусть подбирают объедки с барского стола, а баскетбольная аристократия должна быть выше этого.
Категорическим противником стеба был тренер команду ГОРОНО Юрий Степанович Сазонов. Он учил мальчишек и девчонок не только баскетболу, но и науке выживать. Суровая жизненная школа, которую прошел Степаныч, сделала его похожим на боксера. Высокий рост, длинные руки, боксерская челюсть. Даже прическа у него была боксерская - полубокс. Несмотря на интеллигентские очки с толстыми стеклами Степаныч одним своим взглядом мог уничтожить или, наоборот, воскресить человека. Жизненная философия Степаныча тоже была боксерская.
-Размазня!- говорил он мальчишкам, в тех случаях, когда они из-за недостатка спортивной злости позволяли противнику выбить мяч из рук.
Он сдирал со своих воспитанников налет уличной приблатненности так, как его сибирские предки драли лыко с лип и берез. Интеллигентные родители из числа преподавателей учебных заведений, врачей, инженерно-технических работников металлургического комбината старались оградить своих детей от влияния улицы и определить их под опеку такого строгого воспитателя. В результате в конце пятидесятых и в шестидесятые годы поступить в ГОРОНО было так же престижно как в техникум или институт. "Смотрите, гороновец идет!", - слушал за своей спиной Петрович. К нарочитой неряшливости некоторых своих учеников он относился как к форме самозащиты. Видимо, баскетбол, как и джаз, есть форма самовыражения не только угнетенного афроамериканского населения. Хипповали дети тех, чьи родители не могли себе позволить купить своим отпрыскам дорогие хорошие вещи. Но стеб Юрий Степанович считал извращением. "Эх", - вздыхал он, словно хотел сказать некоторым своим ученикам. - Ну, и наплачетесь же вы в будущем за свою любовь к выкрутасам!"
Настала пора, когда темнота, а вместе с ней и вечерняя прохлада спустились на МИТ. Кроны тополей взъерошила волна влажного воздуха. Стало тихо, как это обычно бывает перед грозой. Студенты общежития открыли окна и выставили магнитофоны.
- Смотри, какое небо звездное! Смотри, звезда летит, летит звезда,- раздавался голос Магомаева из одного окна.
-Это раздается в Бухенвальде колокольный звон, колокольный звон,- пел Магомаев из другого окна.
Вдруг кто - то включил запись ансамбля "Чаби Чекер".
Twist again, Like we did last year! - эти джазовые ритмы током пронзили тело Петровича, и он словно заново родился. Бросок с поворотом на 360 градусов пошел как по маслу. Ни одного промаха при бросках с дальних дистанций, несмотря на то, что в темноте колец практически не видно. Кладка была настолько сумасшедшей, что мяч залетал в кольцо даже тогда, когда Петрович почти не смотрел в сторону щита.
- Come on everybody!
Музыка подействовала на него так, что окружавшие площадку здания, превратились в ревущие трибуны Мэдисон-сквер-гарден в Нью Йорке.
Жаль, что в эти минуты Петровича никто не видел. Сашка Ковыров наверняка паяет свои схемы для радиоприемника или печатает фотографии или вместе с отцом готовит чайный гриб, чтобы завтра напоить гороновцев после тренировки. Яйцеголовый Володя Казей решает задачки, присланные ему из Москвы в рамках программы подготовки абитуриентов к вступительным экзаменам в Физтех. Сережка Чикишев зубрит биологию перед поступлением в медицинский институт или, как обычно, спасается от жары тем, что обмахивает полотенцем свою шею и лицо.
- Let`s twist again, twistin`time is here? - не унимался "Чаби Чекер".
Как всегда, перед Петровичем всплыла подленькая улыбка Зорина. Зорин был любимый ученик Степаныча и он, так же как и его тренер, терпеть не мог стеб. В семье Зориных, оставшейся без отца, он был одним из четырех детей. Его мать, чтобы поднять детей, завела корову, которую она держала в стайке на окраине города. Рано утром Зорин вставал, чтобы помочь матери, а днем любил поспать. Но Володя - настоящий талант. Он был сторонником русско-крестьянского подхода к американской игре. Володя не забивал голову легендами о Биле Расселе и Бобе Коуси. Его девиз был простым: беги быстро, высоко прыгай и главное - бросай точно. Приседания с гирей и неограниченное употребление свежего коровьего молока, превратили мышцы ног в стальные пружины. Благодаря этому Зорин, не обладавший высоким ростом, с места допрыгивал до кольца и держался за него двумя руками. Он с усмешкой поглядывал на домашние заготовки Петровича, а потом брал в руки мяч и, шутя, обыгрывал Петровича и еще пол команды.
"Ну, ничего, завтра посмотрим кто кого. Деревня!",- подумал Петрович и назло своему спортивному конкуренту разогнался, прыгнул и с презрением поразил кольцо, которое в данном случае защищала тень Зорина.
Вдруг пошел дождь. Голоса "Чаби Чекер" переместились с балкона куда -то вглубь комнаты и практически не были слышны. Огромные капли дождя с остервенением хлестали по спортплощадке. Петрович взял свои мячи и побежал домой.
Дома на столе кухни коммунальной квартиры его ждали тарелка борща с мясом и стакан молока. Напротив Петровича сидели мама и соседки по квартире - тетя Руфа и тетя Нора. Окно кухни было открыто и капли затихающего дождя изредка постукивали по железной кровле подоконника. Мама держала пачку фотографий, которые недавно напечатал Сашка Ковыров.
- Как зовут эту девочку?
- Люба Любаева.
- А она хорошая?
- Конечно. У нее рост под 180.
Тетя Руфа поставила перед Петровичем тарелку. На ней были пирожки с картошкой. За окном началось громкое выяснение отношений, которое обычно бывает после окончания танцев на стадионе "Малютка". Кто то кого то ударил. Раздался женский крик: "Милиция"! Тетя Нора по своему обыкновению перегнулась через подоконник и свистнула в милицейский свисток. Она была коренной ленинградкой. В Магнитогорск тетя Нора была эвакуирована во время войны. Как все ленинградцы, она пуще чумы боялась милицейского свистка и наивно полагала, магнитогорцы его тоже боятся.
-Устрой мою Иришку в ваш баскетбольный кружок, - сказала тетя Руфа.
- А это Светка? - задала риторический вопрос мать. Свету Жохову она знала со времен детского сада и недолюбливала ее. Это случилось после того, как ее пятилетний сын вернулся домой и заявил, что жениться на Светке и уходит к ней жить. За такое заявление Петрович два раза получил полотенцем по спине. Остыв, мать всплакнула из-за того, что зря обидела сына. Но с тех пор при любой случае отпускала колкости в адрес Светки.
- Какая выбражуля! - сказала тетя Нора, приняв фотографию из рук матери. - А это, что за женщина?
- Это не женщина. Это Оля Назарова.
-Какие у нее развитые формы, - она внимательно посмотрела на Петровича. - Мальчишкам, как правило, нравятся девочки, которые старше их по возрасту.
Тетя Нора села на своего любимого конька. Она хотела смутить Петровича. Пару недель назад он не выдержал бы и покраснел. Но сейчас он думал об Оле, но только о другой.
- Покажите мне Николая Иваныча? - сказала тетя Руфа.
О Николае Ивановиче в квартире Петровича заговорили после того, как тетя Нора извлекла записку из почтового ящика. В ней было написано: "Петрович, приходи вечером. Компот прокиснет. Николай Иваныч".
- Кто такой Петрович? Кто такой Николай Иваныч? Что это за провокация,- сокрушалась тетя Нора, пережившая эпидемию доносов в Ленинграде. В этой записке она усматривала тайные механизмы по своей дискредитации. Тогда ей пришлось рассказать, что Петрович - это прозвище ее юного соседа, а Николай Иванович, то есть Коля Мясин - друг соседа, член баскетбольной секции ГОРОНО. Один раз в неделю Николай Иваныч варил пятилитровую кастрюлю компота и приглашал своих друзей на пару кружек.
-А почему он называет себя Николай Иванович? Он что - член венценосной семьи, наследник российского престола?
-Да нет. У него юмор такой. При знакомстве он протягивает руку и представляется Николай Иванович.
Все встало на свои места после того, как тетя Нора увидела Николая Иваныча, когда он пришел в гости к Петровичу.
- Скажите, вы догнали свой портфель, - спросила его тетя Нора.
Оказалось, что тетя Нора видела Иваныча на трамвайной остановке заводоуправления. Там в час пик из-за аварии на трамвайной линии образовалась огромная толпа народа. Николай Иваныч вышел из толпы и стал доставать милиционера:
-Ты че тут стоишь? Ты должен организовать движение автобусов. Видишь, люди мерзнут,- высказывал Иваныч общую точку зрения. Он так достал милиционера, что тот схватил его за рукав и поволок в пункт общественного порядка. Но Иваныч вырвался, бросил свой портфель в кузов проезжающего грузовика и побежал за ним, отмахивая гулливерские шаги длинными сильными ногами. Все это видела тетя Нора. Она следила за тем, как Иваныч бежит за машиной и пытается вскочить в кузов. Машина исчезла за поворотом, а Иваныч все бежал и не известно догнал он грузовик или нет.
- Так, вам удалось догнать свой портфель? - спрашивала тетя Нора, а Иваныч не мог вспомнить, о чем идет речь. У него таких случаев было по пять на дню. Он считал мир - большим шапито, жизнь - цирком, а себя - комедиантом. После этого случая, а вернее после такой реакции на случившееся, разговоры о приключениях Николая Ивановича стали главной темой кухонных посиделок.
-Устрой мою Ирину в ваш кружок. Растет. Душа болит за девчонку.
- Ладно, устрою,- сказал Петрович,- поежившись от вечерней прохлады, которая заполнила кухню через открытое окно.- Пошел спать.
Лежа в кровати, через приоткрытую дверь комнаты, в которой он жил вместе с матерью, отцом и маленькой сестрой, Петрович слышал приглушенные голоса, взрослых.
- Давайте поставим корыто на подоконник. Помоем головы мягкой дождевой водой,- предложила мать.
Корыту, которое провисело несколько лет на стене кухни, наконец, нашли применение. Оно загудело так, что голосов полуночниц вообще не стало слышно.
Петрович лежал на кровати и думал об Ольге. С ней он познакомился по заданию Юрия Степановича после того, как он сказал: "Нужна высокая центровая. Приведи мне такую". Петрович привел девчонку из своей школы. Она побывала на двух тренировках, а потом исчезла. Степаныч молчал целый месяц. Через некоторое время он опять вернулся к этой теме. " Ну, так как? Когда приводишь мне центровую? Да не такую, как в прошлый раз, а настоящую".
Настоящую центровую Петрович увидел в читальном зале библиотеки "Металлургов". Она была выше даже Любы Любаевой. К тому же ее высокая прическа "блошиный домик" делала ее настоящим гигантом, а кило туши и штукатурки на глазах - загадочнее. Петровича поразило несоответствие между ее легкомысленным видом и глубиной интересов. Она сидела на диване, а на ее коленях лежала раскрытый журнал. "Забойная вещь! Просто сумасшедшая!",- сказала она, подсевшему к ней известному бабнику, зав кафедрой КИП и автоматика магнитогорского горно-металлургического института. Обращаясь к потенциальной центровой, бабник назвал ее Олей. Петрович, сидевший рядом за столом с зеленой настольной лампой, стал пристально рассматривать журнал на коленях Оли, пытаясь угадать название. Оля одернула юбку, а потом пересела в кресло, подальше от глаз странного читателя. Но Петрович проследил за тем, как она положила на кафедру читального зала 12 номер журнала "Москва" за 1966 год. Петрович взял журнал и целый вечер потратил на то, чтобы прочитать его. Роман "Мастер и Маргарита" слегка напугал его персонажами, а для того чтобы понять сюжет, нужно было поверить в бога и дьявола, а Петрович был далек от этого. На следующий день он опять встретил Олю в библиотеке "Металлург". Она стояла на лестнице и читала первый номер журнала "Москва" за 1967 год, где печаталось продолжение романа. На этот раз Оля была без косметики. Глядя на нее, Петрович вспомнил слова тети Норы. Она говорила:
- Мальчик мой, если ты увидишь женщину не накрашенной и после этого не разлюбишь ее, то можешь жениться на ней. Это настоящая любовь.
Умытое лицо Оли было лучше накрашенного. "Она года на четыре старше меня. Но какой рост! Фигура спортивная, сильный характер. Юрий Степанович будут счастлив", - прикидывал Петрович.
- Вчера после вашего ухода прочитал роман. Забойная вещь! Просто сумасшедшая! - начал Петрович.
-Может быть, вам еще рано читать такие книги, - сказала Оля.
Петрович почувствовал, как предательская красная краска залила его лицо. Правая рука, как это бывало в школе у доски, в тех случаях, когда он не знал, что ответить потянулась к затылку и Петрович стал его чесать, в надежде на то, чтобы этот массаж поможет ему побыстрее выйти из молчаливого ступора.
Оля скатала фантик от конфеты в мячик с таким раздражением, как будто она скрутила жирную точку в их разговоре, и, о чудо, по баскетбольному, одной рукой с хорошим кистевым броском, отправила его в урну. В Магнитогорске, а точнее во всей Челябинской области такой техникой броска обладала только член команды ГОРОНО Лариса Калинина. Все девчонки бросали мяч в кольцо двумя руками, а Лариса по-мужски - одной. Перед броском она красиво подседала, затем красиво распрямлялась и отправляла мяч в кольцо, грациозно загнув кисть своей, по истине, золотой руки. Результативность бросков была поразительной. Однажды на соревнованиях в Воронеже она, за счет бросков с дальней дистанции, набрала больше 30 очков. Юрий Степанович считал ее руку чуть ли не национальным достоянием, а тут такой подарок - новый игрок, высокий, да еще с таким красивым броском.
Бумажный мячик, который бросила Оля, попал в урну и, отскочив от дна, выскочил наружу. Петрович поднял его и положил опять в урну. Все стерплю, только уж ты приди к Степанычу, говорил он себе. После такого проявления галантности Оля явно подобрела и около двух часов в читальном зале, а потом во время прогулки вокруг библиотеки, она рассказывала о том, что поняла и чего не успела понять в "Мастере и Маргарите".
Петровича обескураживала манера общения Ольги. Она все время улыбалась. В Магнитогорске девчонки вели себя по-другому. Хотели касаться недоброжелательными и сердитыми. Такая маска была хорошей защитой от приставаний хулиганов. Огромная копна волос Ольги была цвета вороного крыла и заслоняла весь обзор. Петровичу не оставалось ничего, кроме как смотреть в центр этого черного квадрата, то есть в ее огромные голубые глаза на смуглом лице. "Я про тебя все знаю, я тебя всю жизнь ждала, смотри на меня и все будут в хорошо",- словно говорили ее улыбающиеся глаза. Она шла с Петровичем по улицам города, говорила о романе и своим великолепным кистевым броском подбрасывала ветки кленов, нависающих над тротуаром, словно они были баскетбольными мячами. Редкие прохожие смотрели на Петровича с усмешкой, дескать, ну и подругу ты себе выбрал, приходишься аккурат ей по плечо. Но рассмотрев ее поближе, они тушевались. Оля смотрела на них со своей улыбкой, которая в данном случае означала: "Я понимаю, что я вам нравлюсь, но вы потеряли дар речи и не можете заговорить со мной". Некоторое время Петрович не мог понять, почему эта девчонка тратит время на него. Потом выяснилось, что Оля - молодой специалист по автоматике, что она приехала по распределению на ММК из Перми, где во время учебы в университете, она занималась баскетболом. В Магнитке у нее практически не было знакомых и здесь ей было скучновато.
Петрович чувствовал, что пора угостить даму мороженным, а у него не было денег не то, чтобы на мороженное, а даже на стакан газированной воды. На помощь пришел звезда студенческого театра эстрадных миниатюр при индустриальном техникуме Володя Демченко. Он спешил на репетицию, но увидев Ольгу, остановился и начал проверять ее, как он говорил, на вшивость. Он поступал так по отношению ко всем красивым девчонкам.
- Вам понравился чехословацкий фильм "Старики на уборке хмеля"? - первым обратился он к Ольге. Демченко был постарше Петровича и относился к нему немного снисходительно. Дескать, баскетболист, ну что с него возьмешь, он не достаточно воспитан, чтобы представить даму.
- Напомню - это мюзикл. В нем есть песня,- продолжал Демченко.
- Когда девчонке восемнадцать,
А парню двадцать минус два,
Они не любят признаваться,
Чем их забита голова…
Петрович знал, что, если его собеседнице не понравился этот фильм, то Демченко демонстративно развернется и уйдет.
- Она была в БДТ и видела Смоктуновского, - импровизировал Петрович.
Для Демченко Смоктуновский и ленинградский БДТ были тем же, чем для Петровича - американский баскетбол и Боб Коуси. У Демченко в зобу дыханье сперло:
- КакЮ вы видели Кешу? Вы помните его жест в "Берегись автомобиля"? - Демченко повернулся правым боком и, имитируя голос Смоктуновского, сказал. - Папаша, спокойно, па-папаша!
Эффект присутствия Смоктуновского был полным.
- Я приглашаю вас к нам на репетицию, - заявил Демченко тоном, не терпящим возражений.
"Ну, сегодня Демченко превзойдет самого себя. И Кешу тоже", - с облегчением вздохнул Петрович. Для него это было спасением от позора неплатежеспособности. Но он успел сказать Ольге:
- Приходите к нам в баскетбольную тренировку. Баскетболистам хорошо, только в обществе друг друга. Каждое утро с 8 до 10 мы на площадке. Ваш Булгаков наверняка тоже был баскетболист. У него мышление с выкрутасами, поэтому нас тянет к нему, а его к нам, - Петрович видел саркастическую улыбку Демченко и понимал, что по дороге к техникуму он талантливо спародирует его и вызовет благосклонную улыбку Ольги.
Оля попыталась заступиться за Булгакова, но вместо слов из ее рта вылетело: "Кукареку, кукареку"!
Петрович открыл глаза. Он с ужасом понял, что не услышал будильника. И если бы не петух, который орал по утрам на балконе соседа, то Петрович проспал бы.
Он заставил себя пойти на кухню выпить чай с четырьмя кусками сахара и съесть два бутерброда с маслом. Сегодня ему понадобиться много сил. Он выбежал из дома, даже не успев сделать пробора. Расстояние длиной в три дома и одним переходом через проспект Ленина показались вечностью.
Войдя в заветные ворота, он почувствовал, что благодать распростерла свою десницу над МИТом. Тень от здания техникума защищала от солнца не только баскетбольную площадку, но и футбольное поле. Кто- то успел соорудить несколько метел из веток тополей и вымести воду из луж, образовавшихся после ночного дождя. Было свежо и прохладно, несмотря на то, что день обещал быть жарким. Голоса ребят тонули в хоре птиц, которые отдохнули после ночного ливня и теперь на все лады распевали свою Оду к радости. Степаныч принес на площадку несколько новых баскетбольных мячей, запах которых нельзя было спутать ни с чем. Он заглушал все другие запахи - земли, пропитанный дождем, корней деревьев, листьев тополей, берез и акаций.
Ступив на площадку, Петровичу показалось, что его партия уже проиграна. Зорин успел размяться настолько, что вспотел и потому разделся и остался в одних трусах. За сутки он явно изголодался по обществу мяча. Зорин был на таком эмоциональном взводе, что обыграть его на ведении, было нереально, прикидывал Петрович. Центровой команды Володя Казей явно озверел от того, что целые сутки сидел за столом, решая физтеховсккие задачки. По всему было видно, что он никак не может сбросить накопившийся адреналин. Обыграть Казея в таком состоянии под щитом при броске с поворотом на 360 градусов было безнадежным делом. Ведь Володя был столбом под два метра, что в середине 60-х годов встречалось не часто. К тому же у него были невероятно длинные руки, а тело имело способность растягиваться, как меха гармошки. Когда он делал бросок крюком, то рука становилась неестественно длинной. При этом у защитников из противоборствующей команды вытягивались лица. Их выражение напоминало удивление Вицина в эпизоде "Кавказской пленницы", когда Никулин просунул руку под одеялом и почесал свою пятку. Нет, от Казея в это утро нужно было держаться подальше, прикидывал Петрович.
Спасение пришло оттуда, откуда его не ждали. На площадку вернулся Юрий Степанович, который, как потом выяснилось, съездил в ГОРОНО и получил там нагоняй за неправильно предоставленный список участников секции.
-А ну, построились, - зарычал он так, как будто запустил руку в глотки своих учеников, вынул от туда их кишки и яростно стал наматывать их себе на локоть.
Он подошел к Николай Иванычу и, глядя ему в переносицу, спросил:
-Как твоя фамилия?
Николай Иваныч стоял как истукан и явно лишился дара речи.
- Скажи, как твоя фамилия?
- Юрий Степанович, его фамилия Мясин, - кто то, стоящий в строю, робко попробовал суфлировать.
Николай Иваныч продолжал стоять и молчать, словно он набрал в рот воды.
Первым пришел в себя Юрка Кудрявцев и захихикал. Смешок был диссонансом на фоне общего испуга и только подчеркивал состояние нервного напряжения всей команды.
- Да, Мясин он, Мясин. Николай Иваныч, ну скажи что ты Мясин, - пытались разрядить ситуацию ребята.
-Джежелой, - тихо сказал Иваныч.
- Как?
- Джежелой. Я сменил фамилию, - пояснил Николай Иваныч.
- Так что же та мне об этом не сказал? - взорвался Спетаныч, продолжая убивать несчастного своим взглядом.
Все хохотали до посинения. Вместе со смехом выходил адреналин. Благодаря Николаю Иванычу, Зорина и Казея можно брать голыми руками.
Двухсторонняя игра началась тогда, когда солнце появилось из-за крыши техникума и стало превращать баскетбольную площадку в раскаленную сковороду. Петрович пошел на прорыв к щиту с той стороны, где никого не было. Но ему перерезал путь Николай Иваныч. В тот момент, когда Петрович в прыжке развернулся на 360 градусов он понял, что сбитый с толку этим движением Николай Иванович не будет прыгать, более того он решил присесть. Петрович успел попасть в кольцо, а заодно зацепиться за Николая Иваныча и упасть вместе с ним, смягчив, таким образом, удар об асфальт площадки.
- Иваныч, ты что делаешь? Ты мне всех перекалечишь, - взвелся Юрий Степанович.
Петрович медленно встал, потирая бока. Он отвернулся от окруживших его ребят не потому, чтобы не хотел показать крови, которая сочилась из носа, а чтобы не показать своей счастливой улыбки. Он, елки палки, сделал это! Пусть он при этом разбил себе нос, но у него крепкие поджилки! В его характере есть элемент авантюризма.
Когда Петрович поднял голову, то он увидел за сеткой ограждения девчонку, похожую на телебашню. Это была Оля. На ней были туфли со шпильками, а на голове вместо блошиного домика, гладко зачесанные волосы, которые на затылке стягивались в конский хвост. Рядом с ней стоял Володя Демченко и, как всегда пародировал кого-то. Он глубоко засунул руки в карманы и приподнял штанины. " Вот, гад, наверное, он изображает меня"? Потом Демченко сделал лицо, как у Вицина, и что-то похожее на крюк. "Слава Богу, он передразнивает Володю Казея" - успокоил себя Петрович. Оля улыбалась. Когда Петрович подошел к ней, то макушка его головы едва достигала Олиного подбородка. Петрович безуспешно пытался прочитать в ее глазах такую желанную фразу: " Я тебя ждала. Смотри на меня и все будет хорошо".
- Вчера я видела тебя из окна техникума. Я там была на репетиции СТЭМа. Я вспомнила, что обещала прийти на тренировку, - она смотрела на площадку поверх головы Петровича . - Как же красиво играет вот этот маленький блондин. Как его зовут?
-Зорин.
- Как же красиво играет ваш Зорин!
Она шла какой-то странной походкой. Вначале делала шаг, потом покачивалась вперед-назад, а потом делал еще шаг и опять покачивалась. "Ну, вот я и пришла. Где же ковровая дорожка, оркестр, овации?" - означал ее вид.
-Во-о!- Юрка Кудрявцев поднял палец большой руки вверх, увидев Петровича в обществе Ольги.
- Пойдем к Степанычу.
- Пойдем. Только зачем? Все это уже в прошлом.
- Петрович, ну ты пойдешь с нами? - группа гороновцев по обыкновению собиралась к Сашке Ковырову пить чайный гриб. Это был напиток по вкусу напоминающий квас. Но он лучше, чем квас утолял жажду и был гораздо полезнее.
- Не знаю, потом… Я догоню, - лепетал Петрович, обходя Олю с другой стороны. Ему казалось, что отсюда он мог быть немного выше, и это уравнивало их шансы на паритетное общение. Но Оля отвернулась от него в другую сторону. Он явно чем-то ее разочаровал.
- Значит Зорин, говоришь, - разговаривала она с собой, поднимаясь по ступенькам площадки. - Был бы он повыше сантиметров на десять-пятнадцать и …
Уходя с площадки, Петрович обернулся. Демченко остался у входа на МИТ. Он держал в руках баскетбольный мяч и не знал, как им распорядиться. "Это тебе не на сцене кривляться и передразнивать друзей" - злорадствовал Петрович. Юрий Степаныч буквально лоснился, как это бывало в тех случаях, когда он хотел произвести хорошее впечатление на собеседника. За Степанычем, а, вернее, над ним возвышалась голова Оли. Ей был приятен этот разговор.
" Все равно я сделал это", - повторял себе Петрович по дороге к дому Сашки Ковырова.
Ребят он догнал на лестнице у квартиры Ковыровых. Дверь была открыта. Николай Иваныч сидел на диване в прихожей и, как всегда, заливал свои байки. Все остальные не стали входить в квартиру, а расположились на прохладных бетонных ступеньках подъездной лестницы и приходили в себя от жары и усталости. Ребята уже выпили свою порцию гриба. Дядя Боря протянул Петровичу красный бокал с белым горошком. Холодный напиток остужал горло и мозги. "Ну, ничего, сегодня вечером я поупражняюсь в игре в русско-крестьянский баскетбол, а потом посмотрим, что скажет Ольга, - Петрович вытер пот с носа и краем глаза посмотрел на трехлитровую банку в руках дяди Бори. - Интересно дадут ли мне добавку или Зорин успел все выпить"?
