Есть у нас на Урале деревня Санарка. Жил там один старик, Василий Числов. Работящий был и хозяйство имел крепкое: и овец, и коров, и разную птицу. Ну и лошадь была, как полагается. Повезло с ней Василию - попалась сильная, здоровая да послушная.
И вот однажды приехали в деревню татары - лошадей скупать на мясо. А наш Василий взял да свою кобылу-то и продал. Все просто диву давались, зачем это ему понадобилось. А Василий молчал как каменный.
Потом жена его всё же выболтала. Оказывается, домовой кобылу невзлюбил. По ночам её мучил да царапал. Утром она стояла вся в пене или того хуже - по земле каталась от боли.
Василия, конечно, в Санарке обсмеяли. Всё спрашивали, когда он жену сменит, мол, домовому эта не приглянулась. А он промолчит, только рукой махнёт.
Вскоре взял он новую лошадёшку, всю мохнатенькую да маленькую. Назвал её Машкой, а в деревне её иначе прозвали - Ишаком. Поставил Василий Машку в стойло, утром смотрит - косица в гриве заплетена. Понравилась, значит, новая кобыла домовому. Решил Василий обрезать косицу, на другое утро смотрит - ещё две появились. С тех пор стала лошадёнка округляться да выравниваться. Днём за ней Василий ухаживал, а ночью - домовой. Выросла в красавицу-лошадь, и про прозвище обидное в деревне никто уже не вспоминал.
Но тут у Василия беда случилась - заболела внучка. Не ест, не пьёт, худеет да желтеет. Скоро и вставать перестала. До города - три дня езды, по такой стуже и не доедешь. А сами лечить пытались - не помогает. Умирает девчонка, и сделать ничего нельзя.
Вот как-то утром Василий встал, к внучке подошёл проверить, дышит или нет. Смотрит - в волосах косица знакомая. Смекнул он, чья это работа, и сразу повеселел. Тут и вправду пошла внучка на поправку.
С тех пор в деревне над Василием уже никто не смеялся. Поняли, что уважил Василий домового - кобылу поменял, тот ему добром и отплатил. Верно говорят: как аукнется, так и откликнется.
Высшая раса
В Санарке возле большой избы всегда строят маленькую, чтобы там и варить, и чаёвничать, и топтать грязными ногами. Называется такая изба малухой. Некоторым домочадцам со своим кривым рылом вообще в избу заходить не разрешали: не хочешь вести себя как человек - живи в малухе вместе с кошками.
Одноногий алкоголик Славка, непутёвый сын старого хозяина, только тут и отирался с утра до вечера. Эдакий хозяин малухи. Пил водку, цедил "чифир", покуривал. Как он ест, никто не видел - за стол с другими никогда не садился. Зимой ночевал здесь, накрывшись "куфайкой", и только летом уходил на ночь в баню. Кстати, годков Славке было под пятьдесят, но иначе как этим уничижительно-ласкательным именем его никто не называл. Тем, кто заходил в малуху поесть или чаи погонять, волей-неволей приходилось слушать Славкины рассказы.
- Ехал мужик до Пласта ночью на своей "шестёрке", - говорит Славка, затягиваясь "Примой" и выпуская дым в печную топку, - и тут машина заглохла. Вышел посмотреть, а вокруг светло, как днём. Поднял голову, а над ним висит огромная святящаяся "сигара", понял? Он испугался, сел в машину, тут свет пропал, и машина завелась. Поехал он дальше - тут опять свет, и машина глохнет. Так его эта "сигара" преследовала до самого Пласта.
Славка многозначительно обводит всех взглядом и добавляет:
- Значит, есть всё-таки высшая раса. Не то, что мы, дурогоны.
Старый будильник
На столе в малухе тикает старый будильник "Витязь". Все белые пластмасски, включая циферблат, давно превратились в благородную слоновую кость и хорошо сочетались с изумрудно-зелёным корпусом.
Когда я приехала в деревню, стрелки "Витязя" показывали четыре. Только перестали охать и ахать по поводу моего неожиданного приезда бабушка с дедушкой, только совместными усилиями накрутили фарш и налепили пельменей - день стал клониться к закату. В ноябре темнеет рано, и около шести в малуху заползли сумерки. Я подумала, что ещё немного, и пора будет включать свет. Но так уютно сидеть возле маленького оконца, попивать чай с вареньем из лесной ягоды, разговаривать разговоры с бабушкой и дедушкой... Через час я бросила взгляд на будильник - что за ерунда, стрелки по-прежнему на без десяти шесть. Я поднесла его к уху - тикает. А в окно по-прежнему льётся сумеречный свет уходящего дня. Ещё минут через двадцать я опять строго посмотрела на будильник - стрелка ни с места. Тут я сообщила бабушке о его странном поведении.
- Ну, давай подведу его, - сказала бабуля. - Он ведь каждый день останавливается в это время. Я люблю прясть при дневном свете, вот и не перевожу стрелки. Иногда так и просижу полночи, а в малухе всё светло - на будильнике ведь без десяти шесть. Опять же экономия - электричество включать не надо. Бывает, уже и соседки приходят - отмотай, мол, время вперёд, а то у нас дети заснуть не могут, светло очень…
Я смотрела на бабушку во все глаза, пытаясь понять, правду она говорит или шутит.
- Ну что уж теперь, любите вы, городские, во всем порядок, - сказала бабушка с лёгкой досадой в голосе. - Сколько сейчас? Часов уже восемь, наверно?
Она взяла будильник, подкрутила стрелки. И за окном сразу стало очень темно.
