Тридцать три поэтических текста выстраиваются в разговор о том, возможно ли сохранить любовь и дружбу, когда в сошедшем с ума мире рушатся мосты между людьми. Книга «Сохрани меня в облако» (16+) пополнила фонды магнитогорских библиотек, и у заинтересованных читателей есть возможность сравнить свои впечатления со словами поэта, создателя интернет-энциклопедии «ЛитМагнит» (16+) Дениса Коновальчика.
О Елене Лещинской писать и просто, и сложно. С одной стороны, за долгие годы творчества «лауреат многочисленных всероссийских и международных поэтических конкурсов и пр.» не забронзовела и не окуклилась. С другой – за, казалось бы, «дружественным интерфейсом» скрываются многоуровневые смыслы и извивы непростого характера.
И всё-таки с достоверностью о Елене можно сказать одно: она естественна и подлинна и в жизни, и в стихах. Чужда ложным красивостям и нагромождению красок – образы её приглушены и сконцентрированы, но чего стоит последняя строфа, порой переворачивающая всё с ног на голову! Лишнего не скажет, – наверно, это следствие незаменимого для поэта умения «молчать на чужом языке». На капитанском мостике литстраницы тоже верна себе: графоманам спуску не даст, но при этом будет радоваться любому удачно подобранному вами слову.
Как и положено журналисту, Елена легка на подъём: на какой фестивальной КСПшной поляне за это время не побывала её нога (и это без учёта вымышленных вселенных, где она тоже чувствует себя как рыба в воде). А её лёгкое и ершистое пёрышко живо откликается на причуды современности. Так что, может быть, когда-то нашу несуразную эпоху будут изучать в том числе и по стихотворениям Лещинской, пытаясь воссоздать по крупицам то, что она с любовью сохранила в облаке перед тем, как нажать «обновить страницу».
Денис Коновальчик,
член Союза журналистов России
От редакции. Сегодня в литгостиной «ММ» – стихи из книги «Сохрани меня в облако» и совсем новые тексты Елены Лещинской.
Справка «ММ»
Елена Лещинская (1974 г. р.) – член Союза российских писателей и Союза журналистов России. Автор трёх книг стихов: дилогии «Колыбельная для камикадзе» (16+) и «Рисунки мелом» (16+), изданной в 2020 году, и «Сохрани меня в облако» (16+, 2023). Работает обозревателем газеты «Магнитогорский металл».
Расширить круг читателей Елене Лещинской помогает участие в литературных конкурсах. Так, в 2023 году она вошла в число победителей поэтического конкурса Всероссийского фестиваля авторской песни имени Валерия Грушина (Самара, 6+), заняла первое место в номинации «Поэзия» на Международном фестивале-конкурсе «Лебедь Белая» (Германия, 16+), а также получила серебро специальной премии Duende Lorchiano (III ed.) в рамках поэтического конкурса «Парнас – премия Анджело Ла Веккья» (Италия, 16+) и V Международной поэтической премии «Фонарь» (Волгоград, 16+) в номинации «Любовная лирика».
Сквозь личный Рагнарёк
***
Наваждением, мороком,
Лунным зайцем, ящеркой, кошкой, птицей –
Сохрани меня в облако,
Прежде чем нажать «обновить страницу».
Утоли мои фобии.
Не резцом на брошенных обелисках –
Три резервные копии
Запиши на межпозвоночных дисках.
В тихом городе пасмурном
Мы с тобой прощаемся не впервые.
Нарисуй меня наскоро –
Уводящим в небо холмом ковыльным…
Нам бы вымолить странного
И увидеться заново
В этом фильме.
***
Да, я в порядке. Сделана из железа.
Надо прощаться, ты ведь уже готов.
А у меня за дверцей – всё там же, слева, –
глупое сердце, сшитое из лоскутов.
Ты исколол все пальцы, но вышло клёво –
там на косой скамейке в пустом дворе.
Два слишком разных мира, три главных слова.
Только сейчас я, кажется, не в игре.
Якорь, навечно вросший в твою Планету.
Белый шиповник, стержень моей Земли.
Помнишь, мы привязали верёвку летом –
а отвязать пытались, но не смогли.
Рушились скалы, к экватору шли динозавры,
в жадную бездну падали башни пряничных городов.
Мы каждый день пытались дожить до завтра
и не считали ссадин и синяков.
Ты научился петь, заклиная вьюги,
выстроил город зелёный, с лесной травой...
Ты улетаешь, бедный мой Джейме Гудвин.
Зря ты, наверно, сделал меня живой.
Я из железа. Чувствую, как под рёбра
боль проросла, и кровь моя горяча.
Тихо дрожит натянутая верёвка
долгой дороги из жёлтого кирпича.
Эхо
Под утро выпал снег – банальная банальность.
Фонарик-абрикос, пичуга на столбе.
Узоры на стекле – развёрнутый анамнез
Того, что каждый час я помню о тебе.
Искрящийся узор фракталов многомерных
На ледяном окне притихшего купе:
Радисты ищут связь, матросы пьют в тавернах,
Летят на юг орлы, я помню о тебе.
Звенящая зима – чему тут удивляться.
А где-то далеко в небесной вышине
Сияют снежный барс, и тигр, и белый ястреб,
Плывёт Левиафан – и помнят обо мне.
Ничего человеческого
Здравствуй. Пишу тебе из петли
трассы, неумолимо ведущей к дому.
Я запомнила неземные глаза твои –
сколько же в них земного.
Шла к тебе сквозь вакуум, камень, огонь и жесть.
Раны сразу затягивались, как не бывало раньше...
Под твоей бронёй ну хоть что-то в заначке есть,
кроме вины и фальши?
У меня ничего человеческого в крови,
у тебя ничего человеческого в субстанции,
что зовётся душою. Не говори о любви.
Незачем и пытаться.
Так себе выход – жизнь променять на сны,
кто бы ни шёл на контакт, управляя снами.
Всё, что вчера случилось, будем честны, –
это не с нами.
Кто я тебе и зачем я тебе теперь,
разве когда-то прежде мы притворялись?
Я не справляюсь. Не жди, не жалей, не верь.
Это Солярис.
Сеанс
Иван Петрович, вот мой личный пляж.
Снимайте сапоги и камуфляж –
Плюс двадцать пять и в море, и на суше.
Сейчас закажем устрицы к шабли,
А чтобы вы мозги мне не скребли,
Мы будем молча пить и волны слушать.
«Поговорить об этом»? К чёрту, док.
Меня смущает небольшой подвох –
Смешно сидеть рыдать за сотню баксов.
Вы спросите, тогда зачем вы здесь?
Я больше не могу на стены лезть,
Я с этих самых стен боюсь сорваться.
Просить анестезии тяжело,
Но до сих пор оно не зажило.
Блокбастер «Сердце фармы» – и отпустит.
Так я, приняв с устатку пузырёк,
Спешу сюда сквозь личный Рагнарёк,
Иду к воде и отпускаю устриц.
***
Бездна, слышишь?
Ответь мне.
Ответь.
Ответь!
Я жива на треть,
мертва на треть
и пуста на треть.
Я устала в тебя смотреть.
Я упрямо верчу верньеры,
ищу волну.
Есть глинтвейн.
Если хочешь, тебе плесну –
да и ты что-нибудь плесни мне.
Я тебя не боюсь.
Я мало чего боюсь.
Только зуммера:
«Мисюсь, где ты? Где ты, Мисюсь?»
У меня давно уже взрослое имя.
У меня отболело всё, что могло болеть.
Я жива на треть,
мертва на треть,
а ещё на треть –
стылый пепел отполыхавшей виолончели.
Не зови меня, не зови меня, не...
Эта боль должна была догореть в огне,
сквозь который летели крылатые – вжжжих! – качели.
Бездна, бездна, я Элли.
Элли из дома Смит.
Мне ночами немного горько, слегка саднит.
Ну а в целом, честно-честно, вполне терпимо.
Мой летучий фургон куда-то занёс меня,
и теперь, дурную голову леденя,
незнакомые звёзды, как рыбы, проходят мимо.
Я не помню, кто я.
Помню свой позывной.
И пускай кружат галактики за спиной,
ни сварить глинтвейн в этом пламени, ни согреться.
Я кручу верньеры, пока – словно встарь и впредь –
не услышу: «Ответь мне, бездна, ответь, ответь…» –
и тогда отвечу:
«Отдай моё сердце!»
Дышать
Вспоминай, как дышать не
вспоминая, как надо дышать.
Ни за кого не держаться.
Никого не держать.
Ни за кого.
Никого.
Одна.
Оттолкнись от дна
и лети,
лети.
Или ти
ши
на.
Ды
ши,
на,
если ты до сих пор не смогла надышаться.
Не было шанса,
да и сейчас без шансов:
как выдыхать,
затаив дыхание?
А не таи.
Они все твои.
***
Человек однажды взял да завёл кота,
И ему безразлична всякая суета.
Расправляет плечи, гордо идёт на юг,
Забывая любовь свою и печаль свою.
На привале плачет и говорит коту:
– Не дойду до юга, сдохну и упаду.
Возражает кот:
– Ты видишь в ночи маяк?
Это светят любовь твоя и печаль твоя.
– Смысла нет – ни в этой жизни, ни в смерти, кот.
Можно тупо брести в метель, можно лечь в сугроб.
Как ни бьюсь, со мной остаётся мой личный ад.
У кота в глазах янтарный морской закат.
Кот мурлычет:
– Какая всё-таки ты свинья.
Ты вообще соображаешь: а как же я?
– Я держусь, мой кот, не думай о ерунде.
Двинем в белый город на синей большой воде.
Но боюсь, опять закрутится путь в спираль –
И меня за горло схватит моя печаль.
Человека зачем-то завёл полосатый кот.
Человек психует, кается и ревёт.
Человек с собою носит свой личный ад.
Но неправда, что никто не придёт назад.
На краю земли
Площадь, проспект, а может быть, авеню.
Вечная суета и поток туристов.
Если захочешь, купишь пальто коню
Или продашь своё горе монет за триста.
Город, где камеры зорки, а небеса слепы, –
Так себе место для откровений, правда?
Два человека стоят посреди толпы,
Словно вокруг – простор и степные травы.
Латы и пиджаки мимо них спешат.
Рядом торгуют планшетами и плащами.
– Где, блин, тебя носило, моя душа?
– Разве я жил без тебя, но не сдохнуть же, не прощаясь.
– Не отпускай меня больше – в закат, в рассвет,
К чёртовой бабке, ангельской эскадрилье...
– Я тосковал о тебе столько адских лет!
– Господи, ну наконец-то поговорили.
Так они и пылают, неопалимы, –
Там, на краю земли, в двух шагах до рая.
Сердце моё, сбивающееся с ритма.
Сердце моё, что светит мне, не сгорая.
