Это произошло в то время, когда мысли о вере и Творце люди спрятали за ненадобностью далеко-далеко, в самые потаенные места своей души. Будто бы и не было тех времен, когда православные древние чудотворные иконы спасали от нашествия иноземцев, от мора, неурожая и разгула стихий.
Илья-пророк и огурцы
Есть легенда, что во время Отечественной войны, когда фашисты все туже сжимали кольцо окружения вокруг столицы, Верховный главнокомандующий нашей армией И. Сталин отдал необычное распоряжение. Москву несколько раз облетел самолет с чудотворной иконой Казанской Божьей Матери на борту. После этого наши войска остановили захватчиков и погнали их с родной земли.
Еще в народе были свежи потрясшие людей слухи об окаменевшей девушке Зое Самарской, которая в 1956 году была наказана так за то, что танцевала на Пасху с иконой Николая Чудотворца.
Помню, в детстве мама потихоньку доставала из укромного уголка объемного шкафа большую медную бабушкину икону и несколько маленьких ярких образков святых. Молилась сама, учила молиться меня. Я с трепетом одним только пальчиком пытался дотронуться до этих святынь. Став пионером, с удивлением оглядывался на себя из далекого детства. Неужели это я молился перед сном, напоследок перекрестив маму, папу, брата, сестер, всех, всех, всех?.. Невероятно!..
К иконам у нашего народа было сложное отношение. Настороженность и опаска вместе с уважением, почитанием и преклонением.
В семидесятые годы художники нарушили "табу" и взглянули на икону просто как на произведение искусства. И пошло, поехало.… Стало модным в художественных мастерских развешивать иконы на стенах.
Я, работая художником-оформителем, тоже не остался в стороне от своих собратьев по ремеслу. Друзей на работе было много, и почти у всех были пожилые родственники: бабушки, дедушки, тети и дяди, живущие не только в городе, но и в его окрестностях. И скоро в моей мастерской стали появляться иконы: большие и маленькие, печатанные на картонках и нарисованные на досках, с почти не видимым изображением и хорошо сохранившиеся. Находили их в разных, самых неожиданных местах. Так, одной иконой, довольно массивной и объемной, накрывали бочку с огурцами. Изображение на доске облупилось и потрескалось, с большим трудом можно было догадаться, что когда-то здесь по голубому небу мчался на огненной колеснице сам Илья-пророк, так что мне пришлось, в некотором роде, стать "спасителем" произведения искусства.
Спустя некоторое время на одной из стен моей мастерской, для душевного и творческого настроя, расположились в ряд больше десятка разных по сюжетам и размерам икон. В круг моих интересов входили не только иконы, но и образцы народного прикладного творчества: вышивки, изделия с резьбой, элементы ковки. Этот импровизированный вернисаж радовал глаза яркими красками и формами, создавая зрителям мажорное настроение. Даже мастерски сработанные лыковые лапоточки умудрились гармонично вписаться в общую композицию оформления стены.
Место моей работы - мастерская - было бойким и живым. В буднях она стала оазисом среди пустыни однообразия для уставшей рабочей души. Здесь можно было посмотреть и полистать подшивки журналов по искусству, разглядывать художественные открытки. А в обеденный перерыв у меня даже образовывался своеобразный импровизированный клуб по интересам, где делились новостями, обсуждали книги, фильмы, игру киноактеров. Иногда, когда разговор касался политики, он оживлялся до такой степени, что начинали проскакивать крепкие словца и выражения. Тогда я останавливал спорщиков, молча кивая на стену с иконами, что сразу охлаждало их пыл.
Но то, что произошло со мной в дальнейшем, буквально взорвало мою внутреннюю жизнь и заставило относиться к иконам совершено по-другому, как и было положено изначально.
Чудо в духовке
Однажды ко мне в мастерскую забрел коротавший время в ожидании своего шефа заезжий водитель. Его начальник "пробивал" в это время в кабинетах конторы свои дела. Пожилой седовласый мужчина степенно поздоровался со мной, сложил руки за спиной и стал медленно продвигаться вдоль стены, молча разглядывая мою выставку. Выяснилось, что сам он на пенсии, но его бывший начальник позвонил и попросил выручить по "старой доброй памяти". Надо было поработать временно за водителя, который уехал лечиться в санаторий.
Дойдя до икон, он остановился, долго их разглядывал, затем заметил, что живет в своем доме и будто бы где-то у них с женой хранятся две иконы, оставшиеся от его матери. Напрягши память, он даже вспомнил, где они лежат - в духовке печи. Я удивился. Было непонятно - почему именно там, а вдруг печь затопят. Он засмеялся и пояснил с нескрываемой радостью, что у них в поселке наконец-то провели газ. А печь решили оставить на всякий случай - авось сгодится.
Я поинтересовался, почему бы тогда не поместить иконы в красный угол дома, где им и положено находиться. Оказалось, что после смерти матери их оттуда сняли - некому стало молиться. Он - коммунист, жена тоже далека от религии. Так что лежат они теперь в печке.
Я загорелся. Предложил их отдать или продать за ненадобностью - кто их там будет видеть? Водитель задумался. А дело было в канун октябрьского праздника. Время было горячее для нашего брата - оформителя. По традиции к праздничной демонстрации нужно было оформить головную машину нашего предприятия, украсить плакатами фасад конторы, написать лозунги и транспаранты. К этому событию я с избытком получил со склада разные краски, кисти, всевозможные материалы. Это богатство располагалось в мастерской у рабочего стола в поле моего зрения, радовало глаз. Гость оказался человеком проницательным. Он мельком окинул мои запасы, и его взгляд остановился на одной из приоткрытых емкостей с белой краской. Было все понятно без слов.
- Надо? - догадался я, взглянув на него.
- А то!
Ему как раз немного не хватало, чтобы докрасить оконные рамы. А белая краска по тем временам была страшным дефицитом.
Куй железо, пока горячо! Закрыв мастерскую изнутри, я быстро подыскал подходящую тару литра на три. Налил в банку белую и густую, как сметана, казенную краску. Обтер, завернул в газету и вручил моему новому знакомому без малейшего зазрения совести. Мы все в те времена были одинаковы, было с кого брать пример. Только масштабы разные. Мой случайный деловой партнер, довольный таким быстрым поворотом дела, ушел, пообещав заехать за мной после рабочего дня.
Было шесть вечера, когда за окном мастерской просигналила машина. Я собрался, вышел, и мы выехали с территории предприятия. Ехали с дядей Сашей, так звали моего нового знакомого, долго, стало смеркаться. Первое время путь был узнаваемый, но затем, когда свернули на проселочную дорогу, я потерял все знакомые ориентиры.
Наконец приехали. Его супруга, женщина статная, темноволосая, с открытым приятным лицом встретила нас радушно. Ни о чем не спрашивая, стала собирать ужин. Видно, уважала хозяина, доверяла ему во всем. В середину стола поставила пузатый графинчик с домашней наливкой. Дядя Саша объяснил ей, что я художник и интересуюсь иконами. Рассказал, как красиво выглядит моя стена в мастерской, сколько на ней всякого интересного. Попросил принести и показать иконы.
Сгорая от нетерпения, я последовал за ней в кухню. Открыв дверцу духовки неработающей печки-пенсионерки, она достала сверток, завернутый в половинку черного расписного платка. Отряхнула его, побив ладошкой сверху и снизу, положила на стол, затем медленно развернула. Золотым сполохом ударило по глазам и заиграло бликами по стенам и потолку кухни. Передо мной лежало чудо!
Старинная икона массивного дерева с ладно сработанными распорками и ковчегом, прекрасного старинного письма. На ней была изображена Божья Матерь с дитем - будущим Спасителем мира. Сбоку славянской вязью по золотому фону киноварью было начертано: Смоленская Одигитрия. Подобные иконы я видел только в альбомах по искусству. И с первого взгляда оценил ее художественные достоинства и несомненную ценность.
В то время я не только слепо собирал и развешивал предметы искусства и старины на стене мастерской, но и интересовался иконографией, изучал школы иконописи, их технику. Такие авторы, как Лазарев, Алпатов, Лихачев, а затем и Владимир Солоухин, мне были хорошо знакомы.
"Ну и что? - мысленно начал уговаривать я себя. - Так и пролежит в духовке это рукотворное чудо, всю свою жизнь никем не увиденное, а затем молодые неверующие потомки возьмут и сослепу выбросят ее за ненадобностью вместе с отжившей и немодной духовкой. Сколько таких историй мне пришлось услышать. Вот, например, дед моего знакомого - лихой рубака - показывал свою удаль владения шашкой внуку - рубил, лущил на лучины одну за другой иконы, сваленные в сарае кучей из разрушенной в селе церкви..."
Чтобы не дискредитировать гостя и себя, дядя Саша не стал посвящать хозяйку в нашу коммерческую тайну. Просто коротко объяснил, что отдает икону порисовать на время. Хозяйка спокойно отнеслась к такому повороту событий. Видно, ее с чужой для нее иконой свекрови ничего не связывало.
Я разглядел и другую икону, более старую, совсем ветхую. На ней еле угадывалось изображение Николая-угодника. Мы завернули их в несколько слоев газет и перевязали крест-накрест туго скрученным бинтом.
Хозяйка между тем позвала к столу. Сели, попробовали домашней наливки за знакомство, стали ужинать. Я был молодой, общительный, веселый. На шкафу заметил баян, оказалось, хозяин неплохо играет на инструменте. Прослушали его репертуар, затем я исполнил несколько песен к явному удовольствию хозяйки. Дядя Саша посетовал, что собирался отдать сына в музыкальную школу, да вот только ездить туда далеко. Сына дома не было, во время ремонта он жил у бабушки. Пришло время расставаться.
Хозяин с устатку остался дома, а хозяйка вышла проводить меня, так как было совсем темно. Фонари горели редко, и я не знал, куда идти. Прошли две улицы, свернули вправо, потом влево, прошли какие-то переулки и, наконец, вышли к трамвайной остановке. Благо, трамваи еще ходили. И через некоторое время я, прижимая к груди нежданно-негаданно свалившееся на меня сокровище, наконец-то очутился дома. Получив от жены заслуженную взбучку за запашок и опоздание, я, очень довольный удачно прошедшим днем и, конечно, собой, для порядка взглянув на мирно сопевшего сынишку лег спать с чистой совестью под теплый бочок любимой жены.
Икону решил оставить дома. Выбрал для нее самое светлое, солнечное место в комнате - на стене у балкона. Рядом, чтоб ей не было скучно, разместил медную мамину иконку и несколько образков и крестиков.
Прошло некоторое время. Прижилась у нас икона, и мы к ней привыкли. Весело переливались на ней лучи солнышка, зайчиками прыгая по стенам. Моя жена, от природы очень наблюдательная, стала замечать, необычные изменения в семье с ее появлением. По ее мнению, к нам чаше стали заходить разные гости: родственники, друзья, соседи по дому. А наш маленький сын, с которым я фланировал по комнате, убаюкивая его перед сном, вдруг рядом с иконой прекращал плакать, а иногда даже вдруг начинал улыбаться. Это вскоре заметил и я. Мы стали жить дружнее. Я стал избегать прежних компаний, реже прикладываться к рюмке. Наверное, поумнел. Во что бы то ни стало решил заработать квартиру. Мной на работе были довольны. Организация, где я работал, была серьезной и солидной, поэтому у меня была реальная возможность ее получить. Хотя в то время сделать это простому художнику-оформителю было почти недосягаемо. Нас считали представителями "свободной" профессии. Соответственно, и относились несерьезно. И поделом. График нашей работы был не так строг. И можно было всегда отпроситься за недостающими красками, материалами, эскизами к друзьям-художникам со всеми вытекающими отсюда последствиями. Оформив фасад конторы, мастерские, красные уголки, места отдыха, актовые залы, в общем, завершив все интересные крупные работы, художники начинали скучать, киснуть в скучной ремесленной рутине повседневной работы. Плакаты по ТБ, объявления, всевозможные таблички, номера машин, показатели на досках соцобязательств. Скучно! Нет поля для творчества, полета фантазии, реализации способностей. И поэтому многие мои коллеги переходили на другие предприятия, где можно было все начать с "нуля". Часто приходилось менять место работы из-за возникающих конфликтов со своим непосредственным начальством - парторгами или руководителями профсоюзных комитетов. Их рекомендации по применению цвета или формы порой доходили до абсурда.
Но мне повезло, у меня были творчески продвинутые организаторы и идея, которая помогла выдержать все испытания. И через умопомрачительно длинный для оформителя срок работы - семь лет на одном месте - я стоял перед восхищенно смотревшей на меня супругой, со слезами на глазах прижимающей к груди долгожданный ордер на двухкомнатную квартиру. Это было очень кстати, так как у нас в это время намечалось пополнение семейства. И вот мы почти сидим на чемоданах. Скоро переезд. Жить бы да радоваться! Но не тут-то было. В это самое время все и началось.
За эти годы мы сроднились с иконой. Она стала для нас неотъемлемой частью семьи, вросла в нашу жизнь. Мне казалось, что она была у нас всегда. И уже стало стираться из памяти, когда и как она у нас появилась. Ведь с того памятного вечера минуло ни много ни мало - пять лет. Но все по порядку.
Небо "с рукавичку"
С некоторых пор я стал замечать, что, стоя перед иконой, начинаю испытывать совсем иные чувства, чем прежде. Вместо спокойствия, умиротворения от созерцания красоты, чистоты и гармонии мне становилось как-то не по себе. Необъяснимо нехорошо. Во мне начинала пробуждаться и шевелиться тревога, заполняющая всю мою сущность. Безотчетная, но остро отдающая в сердце. И главное, у лика изменился взгляд: теперь Богоматерь смотрела на меня с укором, строго, осуждающе, затрагивая душу, которая, как оказывается, у меня все-таки была. И я физически начинал ощущать явное ее присутствие. Да, правильно поется в песне: "Душа болит, а сердце плачет…"
На работе я отвлекался, гнал мысли об иконе. Но по приходу домой меня как магнитом тянуло к ней - вдруг все изменилось, и она опять смотрит на меня с добротой и любовью. Но нет. У меня стали появляться чувства тоски и какой-то большой вины перед иконой. Я понял, что во мне проснулась совесть.
А ведь мы с женой все хорошее, произошедшее в семье, связывали с нашей иконой, с ее присутствием у нас. Поездки на юг, путешествие по Украине и - о чудо - получение квартиры! Но дальше больше. У меня стали пропадать сон, аппетит, я стал рассеянным, скучным. Ничего меня не радовало, я терял интерес к жизни. Безоблачное небо моей жизни затянулось черными грозовыми тучами и стало, как говорят, "с рукавичку". Моя жена стала замечать изменения во мне и беспокоиться о моем душевном состоянии и здоровье. Я стал часто задумываться, вспоминая, как икона очутилась у нас в доме. Ведь если посмотреть правде в глаза, то выходит, что икону я присвоил, а точнее - просто украл у доверившихся мне людей, не знающих ее подлинной ценности. Ведь я обещал ее обязательно вернуть. Жизнь моя сузилась, сосредоточилась только на ней, на иконе. Что же делать? Выход был один - перешагнуть через себя и вернуть ее прежним владельцам.
- Ну не хочет икона переезжать на новое место, - поясняла мне жена. - Неужели не чувствуешь? Домой хочет вернуться.
Вдобавок ко всему у меня появились подозрительность и мнительность. Мне стало казаться, что все знают о моей проблеме. Смотрите, мол, это идет он, тот, который обманул простых доверчивых людей. Втерся к ним в доверие и за трехлитровку казенной краски выменял и присвоил прекрасную светлоликую икону. И с каждым ударом сердца я слышал внутри себя: "Вор, вор, вор…"
Если существует ад, то мне пришлось познакомиться с ним еще при жизни. Стало ясно, что долго так я просто не протяну. Лягу и умру! И мысль об этом меня уже не пугала, а приносила, как ни странно, даже какое-то облегчение. Душевные муки! Теперь-то я знал, что это такое, уже не понаслышке.
Масло в огонь подлил прошедший по телевидению детектив о торговцах икон, скупающих и перепродающих их за рубеж. "Вернуть", - решил я окончательно и бесповоротно.
Но куда?! Я с тоской вспоминал обрывки пути, мелькавшие тогда за окном автомобиля. Ничего не вспоминалось такого, за что можно было бы "зацепиться". Нет, не найду! По-видимому, мы были на окраине города в каком-то поселке. Что же делать с иконой, где найти выход?
В одной из книг по искусству, к своему счастью, я "откопал" нужную мне информацию. Оказалось, что от иконы, пришедшей в негодность или ставшей по какой-то причине ненужной, можно было избавиться, но определенным способом. Первый способ - отнести икону в церковь, второй - прикрепить к вершине дерева у тропинки или дороги, третий - оставить на перекрестке двух дорог. И последний способ - отправить икону по течению реки, опустив в воду ликом вниз.
Как-то, возвращаясь с работы, я решил зайти в книжный магазин, где был постоянным и узнаваемым посетителем. Подходя к нему, увидал идущего мне навстречу священника, которого в те времена увидать на улице было большой редкостью. В народе говорили, что встретить священника на дороге - к добру. Поравнявшись с ним, я остановился.
- Батюшка, - спонтанно произнес я, - можно отдать в церковь случайно попавшую ко мне икону?
- А что изображено на ней?
- Смоленская Одигитрия.
- Да, редкая икона! - заметил он. - У нас такой нет, приносите.
Он некоторое время стоял молча. Затем почему-то добавил:
- Кстати, Одигитрия - это по-гречески, а по-нашему - Путеводительница.
Придя домой, я немного успокоился, решив отнести ее в церковь. Но не тут-то было. Подойдя к иконе, я вновь ощутил прилив угрызения совести, с еще большей силой заполнивший меня. Я стал думать: как же я смогу отдать в церковь чужую икону? Тем более если сам считаю ее чуть ли не краденой? Да, этот вариант отпадает.
Где же искать выход? И здесь внезапно мое крайне обостренное сознание как будто открылось для другого измерения, я стал замечать, воспринимать и осознавать происходящие со мной в последнее время какие-то необычные совпадения - знаки. Вдруг, с необычайной настойчивостью привлекая к себе внимание, везде и во всем стала проявляться цифра 18. Суммой цифр в счастливом трамвайном билете - 18, страницей случайно раскрытой книги - 18, восемнадцатым местом в цирке, номерами домов и автомобилей… Везде 18! Я ложился спать и просыпался с упорно преследующей меня цифрой - 18,18,18…
Полет души
Настал день, когда появилась стойкая непоколебимая уверенность - именно сегодня все решится! День был солнечный, воскресный. Я встал рано, надел белую рубашку, предварительно отутюженные брюки и парадные туфли. С молчаливого, полного сочувствия согласия все понимающей жены снял со стены икону, завернул ее в белую ткань, положил в пакет и вышел из дому. И пошел… "куда глаза глядят". На трамвайной остановке, повинуясь внутреннему чувству, пропустил два трамвая и сел на 18-й. Отправился в путь-дорогу, надеясь только на хорошее. Проехав почти в другой конец города, вышел на одной из остановок. Оглядевшись, не увидел ничего знакомого и примечательного. Прошел улицу, другую, два-три переулка и, идя меж двух рядов домов, остановился перед одним из них, утопающим в кустах начинающей распускаться сирени. Подошел ближе - 18!
Да, как говорят, пути Господни неисповедимы! Только потом мне стало понятно, что промыслу Господнему подвластно все, включая и числа. Позвонил. Открылась дверь, вышла женщина. Мы посмотрели в глаза друг другу: та же доброта в глазах, но когда-то густой темный волос засеребрился.
- Володя?! - сказала она. - Проходи!
"Как будто я только вчера был здесь", - подумал я.
- Проходи, проходи. Мои-то на рыбалке, будут к вечеру, - продолжила она вполголоса. - Сейчас чаек поставлю.
Пока она возилась с чайником, я вытащил из пакета сверток и положил его на стол в комнате. Когда хозяйка вошла, я торжественно развернул его. Икона весело засияла золотыми бликами, радостно заиграла ими по знакомым стенам и шторам комнаты. Хозяйка медленно склонилась к ней с моментально преобразившимся, просветленным лицом.
- Надо же, вернулась, - почему-то шепотом произнесла она. - Ты знаешь, после того как мы ее отдали, как будто что-то хорошее покинуло нас. В доме стало как-то неуютно и холодно. С Сашей стали часто ссориться из-за всяких пустяков. Да и сама начала маяться совестью. Ведь я, грешница, не очень-то любила свекровь. Вот потому и иконы убрала подальше, чтобы не вспоминать о ней лишний раз. Но вот с годами стало как-то не по себе без икон, без веры. Пусто внутри и страшно. Да и покойница приснилась, показывает во сне на пустую стену, будто вопрошает: " Где? Где она?" Я потом только поняла, о чем она спрашивала. Об иконе. Свекровь-то сильно верующей была. Поневоле стала задумываться о Боге и о своей жизни. Раньше ведь некогда было - дети, хозяйство. А икона эта непростая. Саша рассказывал, что из храма большого она. Намоленная! Когда этот храм порушили, икону сохранили, спрятали ее родители, а когда их раскулачили, привезли с собой сюда в Магнитку. С дальних краев икона-то, путешественница, - сказала хозяйка.
- Надо же, в точку попала, голубушка, - удивленно подумал я, вспомнив слова батюшки - "Путеводительница"!
- А тебя, Володя, мы частенько поминали недобрым словом, чего уж тут скрывать, - вдруг сказала она. - В основном из-за сына. Посмотрел он как-то детектив по телевизору и взял в голову, что икона, которую тебе отдали, больших денег стоит. Запилил совсем отца: зачем да зачем отдал икону, сходи да сходи - забери! Но отец уперся: мол, что с воза упало, то - пропало. На том и стоял… Да, сколько воды с тех пор утекло…
- Больше пяти лет - подтвердил я.
- Удивительно это, просто чудо! - Она смотрела на меня во все глаза. - Ведь ты сам ее принес и дом нашел. Даже не верится, что такое может быть. Молодец ты все-таки.
Мы пили чай с вареньем и печеньем. Хозяйка вдруг по-женски пристально заглянула мне в самые глаза. Что она там искала, что увидала, что прочитала, но, вдруг засуетившись, стала потчевать еще усердней. Достала из шкафа и открыла, несмотря на мой протест, большую коробку конфет, поставила новые розетки и разлила по ним варенье разных видов.
- Володь, ведь это тебя сюда сам Господь привел, - вдруг сказала она. - Ты хоть об этом догадываешься?
Почему она так решила, я не знаю. Может, увидала в моих глазах, а вернее, почувствовала, пробудившееся присутствие частицы Того, с чьей помощью я сюда добрался. С чьей помощью я принес и вернул когда-то взятую здесь на время икону. Частицу, которая разбудила мою совесть. Частица, то есть часть большого и светлого, которая заложена изначально абсолютно во всех нас.
Хозяйка смотрела, как я, стесняясь, вспотевший и покрасневший, стараясь сделать ей приятное, пробую разные сорта варений из розеток, а из уголков ее глаз по щекам текли слезы. Поняла она, что путь мой сюда был очень и очень не простой. Расстались мы совсем по-родственному. Перед выходом за дверь по-матерински обняла, неумело перекрестила и с какой-то глубинной верой сказала:
- Иди с Богом! Все теперь у тебя и у нас будет хорошо!
Я не пошел, а полетел! Моя душа, освобожденная от тяжести греха, пела и ликовала! Ее переполняло чувство любви ко всем и ко всему. А главное - к Нему! Теперь я знал точно: Он - есть, Он - рядом, Он - в каждом из нас!
После этого события я постарался возвратить родным, друзьям и знакомым все взятые у них иконы, приятно удивив при этом многих. Мамину большую медную отдал старшему брату, давно мечтавшему увезти ее к себе домой в далекую холодную Якутию. Наверное, она ему там была нужнее. А несколько "ничейных" до сих пор хранятся в нашем школьном "Музее быта" в поселке Димитрова, который при открытии освятил наш поселковый священник.
Прошли годы, но то, что случилось со мной и иконой, оставило неизгладимый след в моей дальнейшей жизни, Это событие заставило меня пересмотреть всю свою жизнь, все свои поступки. Во что бы то ни стало узнать и понять, чья это невидимая, но ощутимая физически частица прикоснулась ко мне. Присутствие чего-то или кого-то огромного, безгранично могущественного, сурового и бесконечно доброго проявилось во мне, заставив пробудиться мои совесть и душу.