Месяц назад, 8 сентября, магнитогорцы простились с поэтом, художником, деятелем культуры Александром Ерофеевым (24.09.1960–5.09.2024). В траурном зале, который едва вместил всех пришедших, долго не смолкали его стихи. Звучали слова благодарности его родителям, Лине Леонидовне и Вячеславу Яковлевичу Ерофеевым, и жене Надежде Николаевне. Утешит ли близких, что за неполные 64 года Саша успел больше, чем другие – за три жизни? По-прежнему остра боль утраты.
Миновало 24 сентября – первый посмертный день его рождения. Близится 14 октября – сорок дней, как он покинул этот мир. Время неумолимо. Но оно не властно над искусством, любовью и памятью. На следующий сентябрь, радостный и горький месяц для тех, кому дорог Александр Ерофеев, запланирована выставка в Магнитогорской картинной галерее. И, конечно, в литературной гостиной «ММ» – к датам и не только – будут публиковаться стихи Ерофеева и мемуары о нём.
Поэт, прозаик, эссеист, член Союза российских писателей Игорь Варламов, бывший магнитогорец, ныне живущий в Москве, поделился воспоминаниями о друге.
«В детстве мы жили в соседних домах и росли в одном дворе. Мы ходили в одну школу, и у нас были общие учителя. Но тогда мы не дружили: Саша был старше меня на четыре года, а в детстве это огромная разница – мальчишки обычно дружат с ровесниками. А подружились мы в середине 1980-х годов. Я встречал его на собраниях городского литобъединения, у нас обоих появились публикации стихов, потом мы вместе участвовали в литгруппе «Дыхание», делали самиздатовские альманахи.
Я помню те Сашины подборки стихотворений в газете «Магнитогорский рабочий» (16+). Меня удивляло, какое большое значение Саша придает графике текста: все эти его отточия, использование «нетекстовых» символов, своеобразная разбивка строки придавали стихам определённую геометрию. Всё это потом легло в основу разработанной им системы книжного дизайна. Сборники, оформленные Ерофеевым, трудно спутать с другими. Вообще, нас будоражила тогда идея «книга как арт-объект»: содержание, безусловно, очень важно, но и форма не должна быть тривиальной. И когда мы с Сашей только задумывали делать мой первый сборник, возникло немало вариантов его оформления. А почему книга не может быть квадратной? Сделаем квадрат! А давай возьмем более плотную бумагу? Давай! А может, верже?.. Мы с ним тогда за этой бумагой верже специально аж в Челябинск ездили...
В чём мы только с Ерофеевым не участвовали! Когда в 1997 году в Магнитогорске была образована региональная организация Союза российских писателей, Сашу избрали её председателем, меня – секретарём. Через три года мы поменялись местами. Тогда, в начале становления организации, приходилось заниматься рутинной, совсем не творческой работой – устанавливать связь с правлением СРП, вести деловую переписку, проводить собрания, протоколируя их… Региональная организация СРП существует, пришедшее нам на смену поколение молодых магнитогорских писателей продолжает наше дело.
О 70-летии Магнитогорска. Наверное, немногие знают, что посвящённый этому юбилею памятный знак был разработан Александром Ерофеевым. Цифра «ноль» на нём графически напоминала рулон прокатанного стального листа. Этот значок тогда, в преддверии знаменательной даты, изображался где только было возможно – на баннерах, в городском общественном транспорте, газетных полосах, разной полиграфической продукции.
Руководство металлургического комбината поддерживало многие наши начинания. И в этом велика заслуга Александра Ерофеева. В 1999 году он стал сотрудником управления информации и общественных связей ММК, был дизайнером группы имиджевых программ, позже занимался редакторской работой в газете «Магнитогорский металл». Главным редактором газеты был замечательный неравнодушный человек Станислав Рухмалёв. Именно он воспринял и поддержал высказанную Ерофеевым идею издавать журнал «Берег А» (16+). А позже и другие руководители газеты и комбината оказались небезучастными ко многим нашим литературным проектам – проведению конкурса на присуждение литературной премии имени Нефедьева и Международного форума поэзии в Магнитогорске, изданию книг многих магнитогорских авторов.
После переезда в Москву я часто и подолгу разговаривал с Сашей по телефону. Последний раз – за две недели до его ухода. Он позвонил после моей публикации о журнале «Берег А», был очень доволен. «Пиши дальше, делай новую книгу воспоминаний».
А однажды, несколько лет назад, я рассказал ему по телефону о храме Илии Пророка недалеко от нашего дома в Москве, о небольшом погосте при храме, где похоронен известный московский юродивый, блаженный Иван Корейша. Саша очень оживился – имя Корейши ему было знакомо, он немало читал о блаженном. Вскоре ко мне в Москву засобирался ехать Олег Чванов, и Саша попросил его: «Если будете на могиле Корейши, позвоните мне». Приехал Чванов, мы пошли с ним гулять. Минуя парк, оказались у храма. Олег вспомнил о просьбе Саши и, подойдя к могиле, набрал Сашин номер. «Положи телефон на надгробие, – попросил Саша. – Хочу послушать, что мне скажет Иван Яковлевич». Примерно полминуты Ерофеев слушал потустороннюю тишину…
На днях пришла новость: произведения Александра Ерофеева вошли в «Антологию литературы Южного Урала» (16+), изданную в Челябинске. Значит, Саша будет жить в своих стихах. И в книжках, которые он написал, в сборниках и альманахах, которые он мастерски оформил. И в своих картинах. И в нашей памяти, конечно».
«Навеки бы в этом остаться раю…»
Александр Ерофеев
***
мне повезло –
появиться на свет вовремя.
доведись мне родиться
поколением раньше
или поколением позже,
я бы, скорее всего,
просто не выжил...
жить в своё время –
это воистину счастье.
Музыка времени
Dear friend, what's the time?
Is this really the borderline?
Paul McCartney
1
о чём-то своём напевает сэр Пол... а мне вспоминаются молот с серпом болгарская «Плиска» и закусь сырком – «Волна» за пятнадцать копеек и в крупную клетку двубортный пиджак ядрёный но сладкий кубинский табак который любил малорослый байбак весёлый лентяй и бездельник
и славные ночи и дивные дни свободному в небе полёту сродни без пресных забот бытовой колготни – весёлая жизнь без призора... да только всему наступает предел и возраст не тот и висок поседел и голосом сип и умом оскудел – ни блеска в глазах ни задора
2
у музыки юности куча примет... клубится над лампою дым сигарет – и призванных много да избранных нет в игривом пиру без похмелья... на старой вертушке раздолбанной вдрызг неспешно виниловый крутится диск и светолюбивый цветёт тамариск растёкшись сырой акварелью
навеки бы в этом остаться раю бездумно отдаться простому житью чуть слышно насвистывать песню свою о важном шепча под сурдинку... да только вот жаль – не натянуты струны у старой гитары и ночи безлунны как будто бы новые зреют кануны... шипит запинаясь пластинка
3
о чём-то своём напевает сэр Пол как едущий по плоскогорью монгол – про дружбу и верность и времени скол которых хватало с избытком а мне остаётся лишь в тон подпевать – прошедшему превозносить исполать да славить ниспосланную благодать да жизнь поминать по агиткам
и мне остаётся о чём-то своём – молчать утираясь исподним бельём с приятелем давним собравшись вдвоём разбавленный пить этанол да слушать и петь да смеяться навзрыд о том что уже столько лет не болит а всё-то тревожит и всё-то садни́т – спасибо за память сэр Пол...
***
То ли тенью сквозит,
то ли близким сердечным недугом...
Ветер кружит и кружит,
одним ограничившись кругом.
И тревожит, и саднит,
и манит последним пределом,
где стремительный всадник
является – белым на белом,
где на семеро губ
приготовлены трубы свои,
где никто не владеет
последнею частью земли.
И уже не разъять
неизбежность –
на «лучше» и «хуже».
Ветер кружит – и вспять
возвращается,
кружит и кружит.
...то ли – век на излом,
то ли просто душа колобродит.
Что-то будет потом? –
високосная жизнь
на исходе.
Почти стихи
1
делами каждодневными влеком
проходишь мимо
без участия
а девочка играет со щенком
и оба – заливаются
от счастья...
(такой вот
заурядный поворот –
от повседневности к литературе
и несмотря
на «дел невпроворот»
так хочется порой набедокурить)
2
останови хоть на минуту взгляд
и полюбуйся молча
без подначки
как дама совершает променад
с лохматою визгливою
собачкой...
(непросто
что-то враз переменить
поскольку мир необъяснимо тесен
гораздо легче
самого себя винить –
как у Антона Павловича в пьесе)
3
всё предстаёт обычным пустяком
всё кроме жизни –
это и понятно
а бабушка гуляет с кобельком –
от дебаркадера до мола
и обратно...
(давно пора
устроить бенефис
и на прощанье – выйти напоказ
из глубины
и сумрака кулис
туда где жизнь преображает нас)
***
Мечутся в поле холодном огни –
в поисках лета...
Нам бы хватило на многие дни –
этого света,
этой прозрачной, сквозной тишины –
радости полной...
Гордой обиды и горькой вины –
нам ли не помнить?
Нам ли не знать, чего стоят они –
глупости эти?..
Мечутся в поле холодном огни –
память о лете...
***
Что там дышит лёгкой тенью
у раскосого виска –
пальцев ли переплетенье,
сердца злая ли тоска?..
Лишь подумал, лишь заметил,
ан – и жизнь прошла, как сон,
и уже заводит ветер
тёмный креп со всех сторон.
Провинциальные стансы
Что-то случилось... И вот в феврале –
здесь, на Урале! –
в этой оставленной Богом дыре
пахнет миндалем.
Пахнет сомнением, горечью брома,
тяжестью моря –
свищет и свищет всю ночь возле дома
вешний Егорий.
Ломится в двери всю ночь напролёт,
в окна стучится.
И, задыхаясь, надрывно поёт
птица-зегзица...
Словно открылась внезапною кровью
вся наша сирость:
«Это за мною! Ты слышишь – за мною!
Что-то случилось!»
И встрепенётся спросонья подруга:
«Что за причуды?
Что ты всё мечешься? Чем-то испуган?..
Всё – от простуды...»
И, разомлевшая в пекле перин,
комкает простынь:
«Всё от простуды... Прими аспирин!»
Как это просто.
Просто и ясно: метёт на дворе,
дует из щели.
Просто и ясно: уснёшь в феврале,
встанешь – в апреле.
Встанешь, спохватишься – ни журавля
и ни синицы...
Просто – покатою стала земля.
Просто – не спится.
