- Люда, привет! Как твои дела? Я соскучилась...
Не прошло и месяца, как Надюшку, с которой мы сдружились больше года назад, навсегда забрал из специнтерната в Иркутскую область родной дедушка, а она уже несколько раз звонила мне с его номера.
Редкий случай: кроме десятилетней Нади, дед взял под опеку 12-летнего Виктора - Надиного брата. О сиротской судьбе внучат Сергей Кулаков узнал зимой, когда по делам ему довелось навестить Магнитку - последний раз он был на родине девять лет назад.
- Как у дочери дела? - спросил он у старшей сестры, у которой остановился.
С дочкой отношения давно были натянутые, и отец старался не лезть в ее жизнь. Когда после женитьбы на сибирячке появился в Магнитогорске, получил сухое: "Все хорошо и с нами, и с детьми", этим и удовлетворился. Каково же было его удивление, когда четыре месяца назад услышал от сестры:
- Дела не очень... Внуки воспитываются в интернатах, а твоя дочь давно лишена родительских прав. Где она сейчас, никто не знает.
Сегодня он сетует и на сестру, которая не нашла времени сообщить ему о беде, и винит органы опеки - неужели нельзя было дозвониться до всех ближайших родственников ребятишек и узнать, не хотел бы кто взять детей под опеку.
Когда разыскал Надю и Витю, сердце крепкого моложавого мужчины дрогнуло, на глазах выступили слезы. Не долго думая, выяснил, какие документы требуются для опекунства. Вскоре позвонила жена Людмила:
- Решил проблемы по работе?
- Какая работа... - вздохнул он. - В сторону ее, тут такое... - хотел рассказать при встрече, а вышло по телефону: - Не смогу я спокойно жить, зная про внучат. Не будет мне прощения. И что будут думать они, уже взрослые? Мать-отец бросили, где-то далеко живет дед - ему тоже не было дела до нас?
Людмилу уговаривать не пришлось, хотя у Кулаковых рос собственный 13-летний Валерка, и появление в доме еще двоих детей было делом хлопотным и непростым.
Едва Сергей Кулаков уехал домой, Надюшка в радостном возбуждении сотни раз трезвонила окружающим: "Меня скоро дедушка заберет!", а воспитатели, скрестив пальцы, думали: "Хоть бы не передумал, не сорвалось бы..." Мало ли таких историй, когда в состоянии эйфории родственники обещали сиротам забрать их из детдома, а сами затем надолго пропадали. Но Сергей Александрович внушал доверие: опрятно одетый, воспитанный, общительный, работящий, по возрасту еще далеко не дед и главное - казался человеком серьезным.
Наконец настал долгожданный день: всех ребят должны были увезти в загородный лагерь на лето, Надю - навсегда в Иркутскую область. Я тоже пришла попрощаться с девочкой, которая за полтора года гостевого режима стала мне родной. В то утро ее как подменили. Озорная, взбалмошная, с упрямым взрывным характером, привыкшая командовать в классе и давать отпор пацанам, эта непоседа вдруг притихла и говорила исключительно шепотом. Часто брала меня за руку, жалась и, отворачиваясь, еле сдерживала слезы. Тогда у меня тоже к горлу подкатывал комок, но я успокаивала нас обеих:
- Ничего-ничего... Кто не испытал грусти и не умеет плакать, тот никогда не узнает, что такое настоящая радость. А у тебя сегодня и то, и другое. Скоро будешь жить в настоящей семье - об этом мечтают все ребята из интерната. Ты расстаешься с лучшей подругой Аленкой, со мной, но мы можем переписываться, посылать друг другу фотографии, созваниваться... А когда Алене исполнится 18 лет, приедем к тебе в гости - представляешь, какая это будет встреча?
К сожалению, из-за чиновничьих барьеров и проволочек Наде не удалось в тот день уехать с дедом, хотя билеты были на руках. Как позже объяснил Сергей Александрович, "органам опеки не хватало каких-то двух бумажек, а еще они неохотно давали разрешение на открытие приемной семьи - дескать, дед может быть опекуном, но не приемным родителем..." Притом, что все остальное у Кулакова было в порядке: просторный дом и хозяйство в поселке Бадарминск, хорошие характеристики от соседей и с места работы, отсутствие судимости и неплохое здоровье. Но делать нечего: билеты пришлось сдать, а три дня, в течение которых он ждал недостающих "бумажек", Надя провела у меня.
Едва она поняла, что прощание откладывается, к ней вернулись голос и прежние прыть и жизнелюбие. Она ожила, шалила, а вечером играла со мной в дочки-матери, причем я была за дочку. Перед сном возникали минуты особой нежности: я просила на ночь сказки, она старалась - и в прозе, и в стихах, потом долго обнимала меня, говорила, что любит, и постоянно чмокала в лицо.
В день отъезда мы долго беседовали с дедом, обменялись адресами и телефонами.
- Да не переживайте вы за нее, ей у нас понравится, - говорил он. - Сибирская природа, лес, реки... Ребятишек много в поселке, летом родственники приезжают гостить - передружится со всеми. Будет ходить в местную школу - я договорился. У нас там и кружков достаточно, я сам играю на баяне. Живем мы дружно: если надо с утра в огород на картошку - все вместе туда, а уж потом время на развлеченье. Научится у жены готовить, варить пельмени, печь ландорики...
- А это что такое? - спросила Надя.
- Оладушки по-вашему.
- А я уже умею, - деловито произнесла она. - У Люды научилась. Вчера сама даже тесто делала.
- Значит, будешь печь нам свои ландорики...
Прощались спешно: деду предстояло оформить акт передачи внука из другого интерната. Нам же с Надюшкой спешка была на руку - до слез прощание не дошло. Единственное, о чем не успела я поговорить с Сергеем Кулаковым, - знает ли он, что его беспутная дочь после Вити и Нади еще двоих малышей отдала на попечение государству? Об этом мне сообщили органы опеки в прошлом году, когда я оформляла гостевой режим на девочку. Наверное, Сергей Александрович не в курсе, как не знает об этом и его магнитогорская сестра. Иначе бы схватился за голову. Трудно предположить, что бы сделал: хватило бы сил, здоровья и средств у отца воспитывать всех сирот, брошенных родной дочерью?..