Отношение к смерти – краеугольный камень любого философского или религиозного учения. Вера говорит о бессмертии души, где смерть – это переход в другую форму существования, будь то вечная жизнь после или новое воплощение. Однако принять факт своего умирания или смерти близкого неподготовленному человеку очень тяжело.
Что происходит с нами в момент перехода? Как вести себя с тем, кто находится на пороге смерти. Об этих сложных вопросах говорила Фредерика де Грааф на встрече «Человек перед лицом болезни и смерти. Как быть рядом, чтобы помочь?» со студентами Магнитогорского медицинского колледжа. Встреча состоялась в рамках XIII Международной научно-практической конференции «Петровские образовательные чтения. Духовно-нравственные ценности в современном российском обществе в свете 80-летия Великой Победы» (12+).
Фредерика де Грааф – духовный писатель, автор книг «Разлуки не будет» (16+) и «Открытость сердца» (12+), эксперт в области психологического сопровождения в паллиативной медицине. Пришла в православие в 1977 году. Долгое время жила в Англии, была прихожанкой кафедрального собора в Лондоне, где в то время служил митрополит Антоний Сурожский. Получила медицинское образование, работала в онкологических больницах и хосписах Лондона. В 2001 году по благословению митрополита Антония переехала в Россию, где получила второе высшее образование в области психологии. С 2002 года работает рефлексотерапевтом и психологом в Первом московском хосписе, преподаёт в Московском православном университете имени святого Иоанна Богослова.
В Магнитогорск Фредерика де Грааф приехала по инициативе иерея епархии Льва Баклицкого, который прочитал её книги и по благословению епископа Зосимы пригласил принять участие в Петровских чтениях. Говоря о значимости прошедшего форума, Фредерика отметила:
– Важнее всего даже не содержание чтений, а встреча людей, которые работают в одной области. Через беседу выстраиваются дружба и понимание, что мы все едины в служении богу.
Предлагаем познакомиться с выдержками из лекции Фредерики де Грааф для студентов медицинского колледжа. Надеемся, её мысли найдут отклик у читателей «Магнитогорского металла» и смогут помочь людям более осознанно принять неизбежные тяжёлые моменты жизни.
Принять, чтобы помочь
– «Отношение к смерти в конечном итоге определяет отношение к жизни», – говорил Антоний Сурожский. Задайте себе вопрос: «Что для меня значит страдание? Что для меня значит умирание и смерть?» Если вы уже пережили смерть близких, как вы переживали внутри себя эти события? Не осознав своего отношения к тому, что есть страдания, умирание и смерть, вы не можете существенно помочь человеку, который болеет. Смерть – это факт жизни. Это надо принять. Только тогда вы можете безбоязненно помочь и быть рядом с человеком, который боится сам, – рассказывает Фредерика. – Митрополит Антоний сказал: «Смерть является краеугольным камнем нашего отношения к жизни. Люди, которые боятся смерти, боятся жизни. Если даже тайно на душе есть страх, мы не можем помочь ни себе, ни другим». Если этот страх где-то спрятан в душе, родственники это видят, и пациенты тоже. Все симптомы: физические, душевные и духовные ухудшаются, когда они одни, когда они видят, что вот эта медсестра, вот этот врач сами боятся смерти.
Важно быть рядом
Врач Евгений Боткин, расстрелянный большевиками в Екатеринбурге вместе с царской семьёй, ещё в XIX веке изучал основы психосоматики. Он говорил: происходящее в душе влияет на тело. Он ожидал от своих студентов и медперсонала, что они не будут относиться к пациентам механически, а с сердцем и душой. Так как, по его словам, «иногда не лекарство, а драгоценное золотое слово врача или медсестры может изменить характер болезни». Думаю, трагично, что врач никогда не сидит с умирающим человеком. Это тяжело. Быть рядом – это не просто находиться возле и думать о своём или сидеть в айфоне, потому что это ещё больше увеличивает одиночество умирающего. Очень важно, чтобы человек не умирал один, потому что это очень страшно.
Конечно, трудно, когда много больных, когда мало времени. Для этого важно уметь быть здесь и сейчас. Пусть две минуты, но на сто процентов быть в моменте с человеком. Тогда он будет знать, что его увидели, услышали. Чтобы это была настоящая встреча. Чтобы не себя ставить в центре, но человека, который нуждается в вас.
Владыка Антоний говорил: «Нам надо научиться быть и не делать, научиться быть наедине с собой». Путь внутрь трудно даётся, если нет привычки. Я боюсь, что у нас вообще нет привычки, поэтому мы все сидим в телефонах. Мы не бываем внутри себя. Если у вас есть желание этому научиться, отсекайте всё то, что мешает вам войти внутрь себя. Не психологически, но внутри быть, под своей кожей. Научитесь, потому что если вы не внутри себя, вы не владеете собой. Отдать себя можно только, если владеем собой. Это суть служения, потому что люди не нуждаются в механической улыбке, они нуждаются в нас, чтобы мы не боялись быть рядом с человеком, когда ему плохо.
Важность принятия
Иногда человек будет вас спрашивать: «Умираю ли я?» Надо быть очень точным, чтобы понять: хочет ли он это знать действительно или не хочет, а хочет услышать: всё будет хорошо. Никогда не говорите, что все будет хорошо. Но можно спросить: «Как вы думаете, как вы чувствуете своё тело? Какой у вас диагноз?» Уверена, каждый пациент знает, что он умирает, потому что чувствует, что жизненная энергия уходит. Всё будет хорошо, всё будет нормально – это фальшь. И он тоже играет эту игру. И он очень одинок. И опять-таки все симптомы ухудшаются. Если же человек спрашивает, потому что действительно хочет знать правду, можно помочь ему принять этот факт. И ещё имейте в виду, когда человек уже при смерти, он всё слышит. Представьте себе, вы лежите, а рядом говорят: «Как долго ещё это будет, когда будет похороны?» Просто ужасно. Были люди, которые вышли из комы и точь-в-точь могли повторять слова, которые были сказаны над ними.
Родители и дети. Если твой ребёнок уходит, принять это невозможно. Но это нужно сделать, нужно отпускать. У нас была пациентка с саркомой. Её мама отрицала, что дочь умирает. Девочку не могли обезболить, ничего не помогало. Меня, как психолога, попросили поговорить с ней. Зашла в палату: Анна, 15 лет, без волос после химиотерапии. Голубые глаза, очень глубокие, умные, замкнутые. Я спрашиваю: «Аня, что было самое плохое, что ты пережила за два года в больнице? Она говорит очень неохотно: «Кровь из носа». «Ну, кровь из носа всегда кажется много, а на самом деле немного». Она отвечает с силой: «Нет, это было много, я уже была там!» И начала рыдать. Я говорю: «А как было там?» – «Хорошо, тепло». – «И почему ты рыдаешь?» – «Не хочу там быть!» Первый раз она могла раскрыться, сказать, что боится, не хочет умереть. И тут же мама подошла со словами: «Все будет хорошо». У меня до сих пор стоит этот пример: кувшин, переполненный паром, только пар начинает выходить, его снова закрывают крышкой. Когда Аня умерла, медсёстры говорили, мама клала ей парик и красила губы. И это так явно, что она не принимала её смерть. Это бывает. Бывает, что родственники не хотят и не могут признать, что происходит.
Учиться состраданию
Психолог Элизабет Кюблер-Росс отмечала, что невозможно всё время смотреть страданиям в лицо. У нас есть два способа, чтобы не было так больно, когда мы встречаемся со страданием человека. Антоний Сурожский говорил: «Мы или закрываемся, закрываем глаза, зажимаем уши, не хотим видеть — или перетолковываем: страдает, да, — но кто же в этом виноват? Страдает, да, — но почему же я должен отозваться? Разве никого другого нет? Второй способ, который мы употребляем для того, чтобы страдание не было таким острым, это его перестройка на гнев. Легче гневаться на неправду земную, на виновников страдания, а порой на того, кто страдает и кто требует того сострадания, которое мы не хотим давать». Чтобы воспитать своё сердце живым, надо перед собой поставить очень острый вопрос: готов ли я допустить в свое сердце любое страдание? Вы будете встречаться с людьми в депрессии, в отчаянии и злобе. Иногда масштаб страдания такой большой, что без помощи свыше вы сами не можете устоять. Важно сохранить связь с собой и с Богом внутри себя. Что такое сострадание? Сострадание не в эмоциях, не в том, чтобы прочувствовать боль другого и плакать вместе с ним, – человек в этом не нуждается. Он нуждается в том, чтобы вы помогли ему нести свою участь мужественно.
Стадии принятия
Когда человек получает диагноз, что он неизлечимо болен и ничего нельзя сделать – это отчаяние. Элизабет Кюблер-Росс говорит о том, что есть пять стадий принятия неизбежного. Первая – отрицание. Человек говорит: «Не может быть, плохой врач, не тот диагноз, это не моя история болезни». Потом гнев. Человек испытывает злость, раздражение и ищет виновных. Дальше идёт сделка, торг. Он говорит: «Если я отдам половину имущества, тогда, может быть, я не буду болеть?» Когда он понимает, что ничего не помогает, будет депрессия. Сначала нежелание ухода, одновременно с осознанием его неизбежности приходит чувство безнадежности. И, наконец, принятие. Человек смиряется с ситуацией. Боль не уходит, но становится более спокойной.
У пациента, который тяжело болеет, есть страхи. Самый важный – страх болей. Особенно у мужчин. А вдруг я не могу справиться с собой? Страх потери контроля. Страх потери, у женщин особенно, своего внешнего облика. Страх стать обузой для родных. Самый важный страх – это страх разлуки. Особенно подростки, они такие мужественные, они только думают о том, как родственники будут справляться с тем, что их не будет. И пока родители, мама особенно, не готовы отпустить своего ребёнка, он не может и не хочет умереть. Если вы видите в глазах у человека, что страхи есть, помогите ему выговориться.
Осмысление страдания
Эвтаназия. Слава богу, что в России это запрещено. Эвтаназия – крик души: «Я больше не могу страдать и я боюсь. Сколько ещё осталось страдать? Неделя, полгода, год?» Вопрос эвтаназии – это вопрос задачи. Если есть задача, если есть смысл, тогда человек не будет хотеть покончить с собой. Посоветую читать Виктора Франкла. Он был евреем, он был психиатром и он жил в концлагере. Он говорил, что страдание имеет смысл, если ты становишься другим. Большинство людей чувствуют себя жертвой: судьбы, плохого Бога, обстоятельств. Но надо помочь человеку не быть жертвой. Потому что, когда человек жертва, всё суживается. И физические симптомы ухудшаются, и душевные, и духовные тоже. Пока он жалеет себя, он не растёт, он не найдёт задачи или смысла страдания. Франкл говорил: если есть в жизни смысл, то должен быть смысл и страдания. Господь милостив. Он не даёт человеку дольше страдать, чем нужно. Обычно на эвтаназии думают: «Не хочу страдать, я не хочу быть обузой». Но человек забывает, что душа не готова. Поэтому я против эвтаназии. Но если это неизлечимая неврологическая болезнь, если человек может жить только благодаря аппаратам, думаю, что поддерживать жизнь искусственно – это преступление. Потому что это продление мук, человек все равно умрёт, но только через несколько лет.
Руководитель отдела по церковной благотворительности и социальному служению Магнитогорской епархии протоиерей Валерий Марфин спросил, можно ли говорить человеку в терминальной стадии болезни о его диагнозе. Часто родственники категорически против этого. Насколько оправдан такой подход?
– Если есть время, нужно работать с близкими пациента, – считает Фредерика де Грааф. – Это их страх, который они переносят на больного. Страх «а вдруг я тоже умру»? Ещё страх одиночества после разлуки, когда любимый человек уходит. Нужно понять, чего они так боятся. Человек сможет принять, он знает всё равно, только он будет менее одиноким в момент ухода.
