Предлагаем читателям "ММ" воспоминания, написанные Леонидом Бордом, одним из первых концертмейстеров ансамбля "Металлург". Ныне Леонид живёт в США, где преподаёт в академии музыки штата Нью-Йорк…
"В середине ноября 2010 года мой старый друг композитор Владимир Сидоров сообщил печальную весть о кончине Александра Васильевича Никитина. Мне дорога память о нём. Благодаря работе с ним я приобрёл немалый концертный, репертуарный и ансамблевый опыт, который пригодился в дальнейшей музыкальной работе, несмотря на то, что я, в основном, ориентировался на сольное исполнительство.
Последний раз видел Александра Васильевича в конце 70-х годов прошлого века. Таким мне он и запомнился: молодой, энергичный, статный, с копной густых тёмных волос, по которым иногда проводил рукой характерным жестом; как говорится - и ладно скроен, и крепко сшит.
Поступив в музыкальное училище, я искал возможность подработать, а в ансамбль "Металлург" в то время как раз требовался концертмейстер. Так и познакомился с Александром Васильевичем. У Никитина была неповторимая манера говорить: всегда с лёгкой улыбкой. Это сразу располагало к нему. Я смотрел на него снизу вверх, но он всегда общался со мной на равных, как с коллегой-музыкантом, и всегда называл на "вы".
Ансамбль "Металлург" поразил. В будни его участники были сталеварами, прокатчиками, людьми рабочих профессий. Но по вечерам и в выходные они становились музыкантами и серьёзно работали над репертуаром. Прежде всего, благодаря руководителю, который каждое произведение старался доводить до совершенства.
Ансамбль в то время собирался для репетиций в Доме музыки на проспекте Карла Маркса. Там было всего несколько комнат и небольшой концертный зал с маленьким роялем. В мои обязанности входило не только аккомпанировать ансамблю, но и заниматься с певцами индивидуально, помогать им в разучивании партий и сольных произведений. Никитин сплотил одарённых энтузиастов пения и поощрял их сольные выступления. Хорошо помню их: Иван Каунов, Борис Родионов, Владимир Достовалов, Борис Завертянский, Александр Мисаченко, Александр Бинаев, Василий Пальчиков, Эдуард Глезер... Вспоминаю всех с тёплым чувством.
С "Металлургом" нередко играли лучшие пианисты города, и мне было нелегко начинать свою деятельность с ансамблем, который уже пользовался большой известностью не только в музыкальных кругах города и области, но и всей страны. Члены ансамбля часто вспоминали работу с Владимиром Галицким, который уже тогда, несмотря на молодость, был легендарным музыкантом. Это обязывало. Я, как мог, старался соответствовать высоким стандартам коллектива и его руководителя. Репертуар у ансамбля был огромным: от классики до народных и популярных песен.
Никитин был "всеядным" музыкантом и старался воспитывать это в других, в том числе и во мне. Мне было чему поучиться и у него, и у Марины Михайловны Никитиной, которая всегда принимала профессиональное участие в творческой деятельности коллектива, часто давала дельные советы и иногда, при необходимости, сама аккомпанировала.
Зарплата была символическая, рублей 20 в месяц. Но я понимал, что музыкантский опыт с таким руководителем бесценен, и довольствовался хоть каким-то дополнением к 30-рублёвой стипендии. Однажды Никитин в разговоре обронил "...Я знаю, что вам, Лёня, здесь платят немного, но всё-таки 40 рублей на дороге не валяются". Мне было неловко говорить о деньгах, я отшутился: "Александр Васильевич, ни 40, ни даже 20 рублей, которые я получаю, на дороге не валяются". Он удивился: "Вы получаете всего 20? Кто-то где-то недосмотрел, это не годится". Он тут же, несмотря на мои протесты, похлопотал, и мне стали начислять 40 рублей за работу с "Металлургом". Это был неплохой для 16-летнего юноши вклад в скромный семейный бюджет.
Я старался тщательно подходить к музыкальному тексту, вплоть до знания аккомпанементов наизусть. Однажды вышли на сцену в каком-то концерте, который транслировался по телевидению. Я взял стопку нот, сел за рояль, начали выступать, объявили очередное произведение... И вдруг я увидел, что этих нот у меня нет. Не подавая виду, открыл первые попавшиеся ноты - для видимости - и решил играть по памяти. Взглянул на Никитина и понял, что он обо всём догадался. Сыграл аккомпанемент наизусть, всё прошло гладко. После выступления Никитин подошёл ко мне, крепко пожал руку и сказал: "Я всё видел, Лёня. Вы молодец, не подвели". Его похвала окрыляла. С тех пор никогда не брал ноты на сцену и во всех концертах играл по памяти.
Аккомпанируя эстрадные и популярные песни, я иногда позволял себе музыкантские вольности, если аккомпанемент казался скучноватым. Никитин, будучи по-настоящему творческим человеком, всегда приветствовал это и не ограничивал мою музыкальную фантазию.
Он одинаково удобно чувствовал себя и в рабочей, и в интеллигентской среде. А в его присутствии - и на сцене, и в обыденной жизни - человек всегда чувствовал себя спокойно и уверенно. Эта спокойная уверенность шла от самого его облика и от его манеры общаться.
Первое в жизни посещение Большого зала Московской консерватории произошло благодаря Никитину. Мы были с "Металлургом" на гастролях в Москве. Помню - меня, юного провинциала, поразила та лёгкость, с которой он общался со столичными музыкантами. А в один свободный вечер побывали на симфоническом концерте. В антракте прохаживались по фойе. Никитин чувствовал себя как дома среди московской публики. Разговаривая со мной о прозвучавшей музыке, о деталях исполнения, он нередко тут же непринуждённо приветствовал своих московских знакомых, которых у него было немало.
Когда пришла пора покинуть Магнитогорск - как оказалось, навсегда, - я не скрывал сожаления, что должен распрощаться с "Металлургом" и его бессменным руководителем. Владимир Сидоров прислал мне одно из последних радиоинтервью Никитина в программе "Магнитогорск музыкальный". Знакомый, немного усталый голос, в котором звучала та же лёгкая улыбка, та же спокойная уверенность, та же любовь к родному городу, гордость за коллектив, увлечённость делом".