Когда в мартовские дни 1985 года на главный пост в государстве взошёл молодой руководитель, так не похожий внешне на престарелых предшественников, никто и предположить не мог, насколько результат внутренних кремлёвских интриг перевернёт весь мир.
Не знал того, что выпадет на его долю, и сам 54-летний генеральный секретарь ЦК КПСС – на тот момент обладатель безграничной власти, повелениям которой беспрекословно подчинялись. Достаточно вспомнить хотя бы антиалкогольную кампанию, ставшую одной из первых инициатив нового руководства. За вырубку виноградников, лишь бы отрапортовать наверху, взялись так же рьяно, как некогда за сеяние кукурузы близ Полярного круга.
И чего другого, казалось, можно было ждать от человека, которого воспитала и вынесла на самый верх система, где не поощрялись вольности и свободомыслие. Нет у истории сослагательного наклонения и невозможно судить, сколько продлилось бы правление Горбачева, останься в стране всё по-прежнему. Не тридцать-сорок лет, конечно, но наверняка дольше, чем отпущенные в итоге шесть с половиной.
Ускорение, перестройка и гласность – эти последовательно введенные в оборот слова не просто обновляли лексический запас русского языка. Перемены, еле уловимые вначале, становились всё ощутимее. Каждый год во второй половине восьмидесятых вмещал столько всего, что по насыщенности мог сойти за два–три. Возвращение из ссылки академика Сахарова и освобождение полутора сотен политзаключенных, появление кооперативов и зачатков свободной торговли, разрешение внутрипартийной демократии и первые альтернативные выборы, реабилитация репрессированных и возврат запрещенной литературы, конец воинствующего атеизма и открытие границ – после таких знаковых событий страна неизбежно проходила точку возврата к прежнему.
Невозможное вчера – становилось естественным сегодня. Весной 1986 года от нас по устоявшейся охранительной традиции пытались скрыть новость об аварии на Чернобыльской АЭС, но очень скоро в том, чтобы глушить «вражьи» западные голоса не было надобности. В отечественных СМИ не оставалось запретных тем, событий и лиц, свободных от критики. Семидесятилетие Октябрьской революции в духе установленных традиций ещё отметили, но как-то незаметно стало незазорно сомневаться и в её завоеваниях, и в роли партии как руководящей и направляющей силы общества. Крушение прежних идеалов, болезненное для старшего поколения, в то же время порождало и надежды, во многом – наивные. Казалось, стоит отринуть старое, и заживём как у них, при строе, который совсем не загнивает, в чем были уверены десятилетиями.
В обреченности системы, рухнувшей от первых дуновений свежего ветра, сомневались только самые упёртые. Очевидная слабость проявлялась и в пустых магазинных прилавках, и в том, как при ослаблении партийного контроля расползались по отдельным квартирам национальные окраины, а коммунистические режимы в Восточной Европе падали один за другим. В то же время словоохотливость Михаила Горбачева и его способность говорить без бумажки, так полюбившиеся в начале деятельности, многих стали откровенно раздражать. Прошло и очарование Раисой Максимовной, чьё присутствие рядом с супругом вызывало домыслы и кривотолки.
В самый драматичный, последний год нахождения у власти Горбачев по сути стал заложником начатой им перестройки. Для консерваторов, сторонников твердой линии, эта политика была чересчур радикальна. Либералам, желавшим ещё более крутых преобразований, попытки советского президента реформировать систему и обновить Союз, наоборот, казались возвратом к старому, отжившему. Трагизм положения Михаила Горбачева заключался в том, что он стал не нужен ни тем, ни другим. Одни не видели ему места на политической сцене до и во время известных событий августа 1991-го, другие – после.
Путч не только поставил крест на карьере и стал личной драмой Михаила Сергеевича. В те дни наглядно проявилось, что власть при её внешней притягательности не делает счастливым. Теперь известно, к каким тяжелым последствиям для здоровья Раисы Максимовны привели августовские потрясения и чем все это обернулось. Обстоятельства, сопровождавшие вынужденную отставку, и дальнейшая жизнь экс-президента придали его образу человеческие черты, которых лишены политики-небожители.
Один лишь факт присутствия на личном сайте Горбачева странички, посвящённой покойной жене, сам по себе красноречив. И признание ошибок, на что не всякий из власть имущих способен, дорогого стоит. И благотворительные проекты, связанные с лечением детей, куда уходят заработанные чтением лекций миллионы долларов. И неравнодушие к общественно-политической ситуации в стране, критичный разбор того, что происходит, не может не вызывать уважения.
Откровенно говоря, отношение к Горбачеву тех, кто пришел ему на смену, всегда было не очень благожелательным. Хотя уж кто-кто, а правящий класс, в отличие от простых людей, мог быть ему благодарен. Далеко не каждый достиг бы нынешних высот и уж тем более не сколотил бы приличного состояния, не будь в стране перестройки. Непринято больше привечать революционную стихию восьмидесятых, когда выступил в прямом эфире с трибуны съезда – и стал кумиром миллионов. Политика совсем недолго побыла публичной, чтобы для общего спокойствия снова скрыться под ковром.
Потерявший кресло в массовом сознании может восприниматься как неудачник. То ли дело катком проезжаться по противникам и безгранично царствовать, за такую крутость и Грозным, и Великим нарекут. Когда-то придёт осознание роли, которую сыграл в истории Михаил Горбачев. Но это будет совсем в другой стране – не по названию, а по духу.
