За четверть века в его репертуарном листе набралось больше полусотни ролей: Николай во "Времени женщин" Елены Чижовой, Валера в "Севере" Вячеслава Дурненкова, Лоренцо в шекспировской "Ромео и Джульетта", Николай Алексеевич в "Тёмных аллеях" Ивана Бунина.
- Владимир Викторович, а вы, оказывается, северянин?
- Да, "архангелогородец", "трескоед". Не убираю со стола в гримёрке подарок к юбилею - коллаж с городским и природным пейзажем Северодвинска: памятная стела, бор, дюны, море - родина. В нашем городе судостроителей на "Командира счастливой "Щуки" в кино не попасть - очереди. Я в Гремихе (пункт базирования Северного флота России - прим. ред.) видел первую подлодку, в строительстве которой участвовал мой отец - "Комсомолец". Потом столько расспросов было, воспоминаний. В дни траура после её гибели он плакал. Мама работала кулинаром - ранний подъём, увесистые противни, весь день на ногах, в духоте. Но до сих пор ароматы кулинарии для меня - мамины.
- Вам везёт на роли людей с двойственной, противоречивой натурой - славных, но растерянных или неустроенных: Тихон в "Грозе", генерал Чарнота в "Беге", жених Подколесин в "Женитьбе"…
- Вероятно, так меня видят режиссёры. Но при всей неуверенности в жизни эти персонажи не предают, сохраняют верность - женщине, белому движению, изобретательству.
- Когда вы выбрали профессию?
- В школе меня больше интересовал спорт. Но многое взял от бабушки Пелагеи: Новый год ли, День "седьмое ноября" - обязательно устроит представление с переодеванием. Ну, и я - классика жанра - на домашних концертах читал стихи, пел на табурете. В те времена активные реализовали себя при комитете комсомола: в семидесятые даже дискотеку можно было провести только в комплекте с политинформацией. Для таких выступлений мы со старшеклассниками сколотили агитбригаду: импровизировали, играли то зверушек, то социальные типажи. И - стечение обстоятельств: из-за ремонта в Северодвинском драматическим театре артисты репетировали в Доме культуры, где мы занимались в детской студии, и я смотрел, слушал, расспрашивал - как в образ войти, как стихи, басни читать на экзаменах. Даже для поступления выбрал театральное училище, которое окончили большинство в труппе - Ярославское. Поступил с ходу. Вокруг было много интересных ребят: на несколько курсов старше учились актриса Анна Самохина - царствие ей небесное, Женя Марчелли - он уже маститым режиссёром вернулся в Ярославль, стал худруком театра имени Фёдора Волкова. На картошку в колхоз вместе ездили… Но через два года забрали в армию.
- Чем запомнилась армия?
- Служил в инженерных войсках под Новосибирском: охрана, сопровождение грузов. По существу был снабженцем, материально ответственным лицом: объезжал строящиеся предприятия, при себе чековые книжки на миллионы рублей. Доверяли. Вокруг - интернационал: кавказцы, выходцы из Средней Азии, кореец. До сих пор дружим, встречаемся, свидетелем был на свадьбе. Армия дисциплинирует и сплачивает.
- И даёт время подумать: многие за это время меняют цели…
- Я не отступился. Но возникла другая забота: моё училище стало вузом. Пришлось поступать заново - и снова сходу. По распределению попал в Мурманский драматический театр Краснознамённого Северного флота. Начал с роли зверушки, и с тех пор в детских спектаклях играю с той же отдачей, что и во взрослых. Порой приходят на них обделённые, больные дети. Понимаешь, что не можешь изменить их жизнь, но они хоть на время унесут в душе тепло. Потом была роль матроса в "Разломе" по Борису Лавренёву. За четыре года в Мурманске переиграл на сцене целую армию - от солдат и матросов до офицеров.
- Вероятно, у театра на северном пограничье страны своя специфика?
- Ещё какая. Поселили с однокурсником из Сургута, тоже отслужившим, в бывшей гримёрке. Мы освоились - для сибиряка и помора общаться с природой не вопрос: осенью - за грибами, морошкой, зимой - на лыжах. В театральном подвале стояли наши банки с солёными груздями, грибной икрой, мочёными ягодами, клюквой.
По военным городкам выезжали столько, что скоро на карте Кольского полуострова не осталось места, где бы мы не побывали - на земле, по воздуху и по морю: Гремиха, Новая земля - закрытые объекты, подписка о секретности. Что ни путешествие - то триллер. Помню, летим, салон забит арбузами из Анголы, перед нашими лицами декорации, обтянутые сеткой, ветер несёт наш Ан-24 боком над посадочной полосой. В последние секунды самолёт выруливает точно на полосу. Выходя, видим огромный беспомощный ИЛ-76, снесённый ураганом с полосы. И в этих условиях служат, с семьями живут. Артисты туда попадают нечасто, мы там - как посыльные большой земли. В глазах детей и взрослых - благодарность. Не всякий знаменитый артист встречает такое признание. Но это суровый мир: известие о гибели "Комсомольца" наши зрители в клубе одного из таких военных городков встретили прямо во время спектакля. К офицерам через ряды пробирались курьеры, и они один за другим уходили. Доигрывали мы в почти пустом зале, уже понимая, что произошла трагедия. Не знали, нужно ли продолжать спектакль…
- В Магнитогорском драматическом театре вы с девяносто первого. Каким он вам тогда показался? Почему выбрали Магнитку?
- Хотелось попробовать себя в новом театральном окружении, раскрыться в ином амплуа. Искать счастья в столичных театрах, по примеру многих однокурсников, не хотелось: я человек камерный, не выношу суеты. Но в Москве действовала актёрская биржа - там я и познакомился с Валерием Геращенко. Помню, удивил его вопрос, поющий ли я и танцующий ли актёр, но потом эти умения очень пригодились в постановках.
Спрашиваю у Геращенко: Магнитогорск? - где это? Показалось, Урал - это далековато. Но Валера рассказал: в Магнитке работает Валерий Ахадов и часть душанбинской труппы. Я поразузнал - информация обнадёживающая: снимал фильмы, ставит мощный спектакль по пьесе "Дорогая Елена Сергеевна" Людмилы Разумовской. Как оказалось, и Ахадов кроме меня рассматривал несколько кандидатур - что-то творческое во мне разглядел, если выбрал.
- Помнится, "Дорогая Елена Сергеевна" позднее вошла в золотой фонд театрального искусства.
- Я приехал, когда постановка в Магнитке уже готовилась, и очень жалел, что мне в ней не нашлось роли. А начал я в Магнитке опять классически: с роли слуги в "Даме с камелиями" Андрея Житинкина. За четверть века в Магнитке я "дослужился" до надворного советника Подколесина. Карьера! (улыбается)
Уже через год после приезда я играл Гогу в музыкальном "Хоттабыче" в постановке Геращенко - не зря он при знакомстве спрашивал про умение петь и танцевать. Музыкальный репертуар в театре был богатый. Мы с Игорем Кравченко ещё долго после снятия с репертуара геращенковской "Яблочной леди" исполняли на концертах куплеты из спектакля. На постановке авангардной "Битвы" Хайнера Мюллера с нами работала американский хореограф Марта Мэйсон. Минимум текста, сложная пластика, дававшаяся нам, драматическим артистам, с трудом. Марта не сетовала, хвалила за каждую малую удачу. Потом танец наложился на музыку, получилась очень необычная работа - интересный эксперимент для нас и зрителей. И вот вам пример ахадовской эффективности и энергии: для "Битвы", "Вверх по лестнице, ведущей вниз" в постановке Валерия Геращенко нужна была молодёжь - и он привёз выпускной курс Красноярского государственного института искусств.
- Вам посчастливилось работать с маститыми профессионалами - режиссёром Ахадовым, актёром и режиссёром Геращенко, театральным художником Вячеславом Видановым, театральным менеджером Владимиром Досаевым…
- Их авторитет и организационный талант подарил Магнитке масштабный кинофестиваль "Хрустальная слеза", возможность приглашать признанных артистов - Армена Джигарханяна, Александра Збруева, начинающих - таких, как Ирина Розанова, Сергей Маковецкий. На смену пришёл фестиваль "Театр без границ", началось сотрудничество с Анни Жирардо, Анн Сельер. И всё это - в "разрушительные" девяностые! Студентами в советские времена мы могли недорого добираться до Москвы и Ленинграда, чтобы по контрамаркам посещать лучшие спектакли - пусть даже сидя на ступеньках. После эпохи перестройки такой творческой подпитки не стало, свернулась гастрольная деятельность, а для искусства вариться в собственном соку губительно. Фестивали позволяли нам держать форму. Для меня не было даже вопроса - уехать или остаться.
- И всё же девяностые с их пустыми магазинными полками не могли не сказаться на творческой атмосфере.
- Как во многих учреждениях, выдавали нам то кур, то крупы, выезжали в окрестные колхозы "закупаться" - выживали. Я тогда научился "морозить", и не только ради денег. Когда пацанёнок обнимает Деда Мороза: "Ты настоящий?" - большего доверия между исполнителем и зрителем не бывает.
И запомнились девяностые не магазинной скудостью, а радостью открытий: мы осваивали новый театральный язык, впитывали идеи, открывали свои возможности.
- Каждый режиссёр - новые открытия в профессии. У Ахадова Вы сыграли Якова в "Чайке", Петю Трофимова в "Вишнёвом саде", у Андрея Житинкина - Тая во "Французском квартале", у Марчелли - Основу в "Сне в летнюю ночь". Чем обогащает работа с каждым новым режиссёром?
- Работал бы и работал с ними. Очень важно, когда с режиссёром получается взаимодействие, когда у него есть манок. Артист должен вовремя получить мотивацию, чтобы найти в себе отзвук происходящего в спектакле.
Очень благодарен, например, Эренбургу за умение предвидеть судьбу спектакля и поддержать актёра, поэтому в "Грозе" работалось без внутреннего сопротивления материалу. Однажды в этюдах я предложил своё дополнение и тут же сам от него отказался - бред, мол. А он ухватился: нет, развивай - мы сами делаем идеи бредовыми или созидательными. Предупредил, что "Грозу", пусть в ней море любви, будут или категорически не принимать, или пытаться улучшить - и правда, на эпизоде в бане зрители уходили с оскорблениями, а горячие поклонники спектакля настойчиво рекомендовали дополнить, уточнить другие эпизоды. Без поддержки режиссёра нам трудно было бы нести этот груз советов и неприятия: актёр отвечает перед зрителем за возможные неудачи всей команды от работников сцены до осветителя. Легко работать с режиссёром, который уважает эту миссию и ценит актёра.
Я ведь в "Грозу" попал случайно: после этюдов Лев Эренбург собрал нескольких артистов - меня в их числе - поблагодарил за работу, объяснил, что сделал ставку на молодых, и старшему поколению места в спектакле не нашлось по возрасту. Ценю готовность режиссёра объясниться с актёрами - не каждый берёт на себя этот неуютный труд. А через время часть молодых актёров разъехалась, и для будущей "Золотой маски" сыграли мы, "возрастные".
- У вас есть небольшой опыт работы в кино. Насколько он отличается от театрального?
- Работа в "Гидре" с магнитогорским режиссёром Игорем Гончаровым отличалась от съёмок с Ахадовым, когда он нас вывозил играть в массовке "Личной жизни королевы" в Крыму. Валера профи высшей пробы, мы доверяли его чутью, впитывали новый опыт, который нам давала работа с ним и другими признанными мастерами кино - Леонидом Куравлёвым, Ириной Розановой, Александром Панкратовым-Чёрным, Сайдо Курбановым. А в "Гидре" профессионалами были мы, актёры - но надо отдать должное режиссёру, он прислушивался к нашим рекомендациям.
- У артистов бывают "пустые" годы. Да и сегодня там, где в крупных городах театры за сезон ставят до десятка спектаклей, в провинции лишь по две-три премьеры. А это - недоигранные роли, и возраст не позволяет вернуться к несыгранному…
- Такова судьба артиста. Но сегодня я плотно занят в репертуаре. Будем ждать новых режиссёров и ролей.
