НЕТ, НИКОГДА не закончится этот спор: почему нашей стране выпало заплатить самую трудную цену за ту войну. Выставка в Магнитогорской картинной галерее – социальный проект Генкосульства США, путешествующий по России с шестидесятилетия Победы и представивший три десятка копий агит-наглядности США и около двух десятков – СССР, – вновь возвращает к проклятому вопросу российской истории.
Разумеется, историческая параллель судеб двух стран той поры отразилась в общих темах плакатов – призывах к увеличению производительности, поддержанию боевого духа, обращению к патриотизму и гражданским чувствам. Но как по-разному!
С «их» бумажных листов глядят нам в глаза очаровательные красавицы с удлиненными розовыми ноготками, внявшие призыву овладевать стенографией за печатной машинкой, беречь здоровье во исполнение долга патриотизма и не страдать в одиночестве, когда победа требует рабочих рук. И лишь одно изображение женщины – жертвы войны: боль на постаревшем лице, текст: «После этого мы говорим о своих жертвах?» Она не американка, и пепелище за ее спиной – возможно, украинская или российская сожженная деревушка. На «наших» плакатах женщина другая – суровая и типаж иной – работница. Не в упрек американцам – плакатист пишет социальный заказ.
Параллели в темах настенных «агиток» возвращают к мысли: судьбы у стран связаны, а войны – разные. Наши парни на плакатах – кавалеристы, пехотинцы, артиллеристы, десантники – всегда в отчаянном рывке, в бою или под пулями на куполе рейхстага. На американских плакатах солдат почти нет. Фигура летчика на военном самолете словно напоминает: «их» война – на расстоянии. И призывы подписаться на заем вряд ли сопровождались принудиловкой, как у нас. Американский плакат не на совесть давит, а на обещание материальных благ: у их заемщика в перспективе приобретение недвижимости и техники, плата за обучение детей. А как вам изображение роскошно, по советским понятиям, сервированного стола в семье рядового американца, призывы дяди Сэма сохранять и сдавать использованный жир для производства взрывчатки, подвозить на автомобилях товарищей, чтобы поддержать экономику страны? Трудно представить «параллельные» темы в СССР той поры. Даже гибель на «их» плакатах абстрактна и трогательна: кресты на кладбище, собачка, грустящая на воротнике моряка, накинутом на пустое кресло.
Поневоле вспоминаются песни военной поры: «их» бодрое «На честном слове и на одном крыле» – и наше протяжное, что-нибудь вроде «Эх, дороги…» Наших потерь и боли сентиментальными картинками не выразить.
Точность попадания американского пропагандистского «продукта» в настроение общества времен войны подтвердил консул США в Екатеринбурге Джон Степанчук, курирующий выставку и присутствовавший на ее открытии. В самом деле, это было время, когда впервые в истории страны так массово потянулись к производству и освоению новых профессий женщины, включая домохозяек. Среди них была и мать консула – именно в годы войны она стала медсестрой и после победы не оставила профессию.
Советская часть выставки из архивов Военно-исторического музея Приволжско-Уральского военного округа как нельзя точнее выразила боевой дух СССР. На наших плакатах не встретишь многострочных надписей – только лаконичные, точные, жесткие: «Не болтай!», «Смерть немецким оккупантам!», «Уничтожим фашистскую нечисть!» На войне как на войне. Жаль, советский плакат и по объему, и по тематике представлен недостаточно емко – об этом следовало позаботиться российской стороне. Но представлены – лучшие: работы Кукрыниксов, Жукова, Корецкого, Тоидзе.
И еще о совпадениях – несовпадениях: в направлении пропагандистской работы. Лобовая атака – только в американских плакатах на тему ценности свобод. Остальное у них и у нас – исподволь: образы советских солдат, жизнь которых принадлежит не им – родине, наводят на размышления о «винтиках», а глянцевые, временами неотличимые от рекламных, композиции союзнических плакатов – на мысли об американской мечте. На то и плакат, чтобы выражать идеологию.
Не обошлось без нее и на главном плакате выставки – фотографии советских и американских солдат, цепью растянувшихся по немецкой улочке в дни встречи на Эльбе. Кадр, несомненно, постановочный, но на глазах проявились и живые связи. Через славянскую фамилию консула – стопроцентного американца и его хорошее знание русского. Через историю его многонациональной эмигрантской семьи с предполагаемой предысторией перемены родины – можно не сомневаться, драматичной. Через его непротокольный интерес к Магнитке – вечером он был замечен среди слушателей джем-сэйшн фестиваля гитарной музыки. У повседневной истории достаточно средств, чтобы сгладить ответы на проклятые вопросы.
Тем более, что слово СССР в той войне оказалось самым веским.
