Поэт берёт микрофон и, без каких-то внешних эффектов, мастерски удерживает внимание зала. Какие-то шутки доходят сразу, а порой взрыв хохота звучит после паузы. А мужчина в белой рубашке, к которому прикованы взгляды сотен зрителей, чередует стихи, щедро сдобренные крепким словцом, с жизненными зарисовками, где порою сквозь юмор пробивается печаль и горечь.
Право говорить правду
Удивительно, насколько современно звучат сегодня стихи Игоря Мироновича о природе власти и лакейском менталитете её прислужников, написанные на заре перестройки. Впрочем, чему тут удивляться? Времена меняются, а люди остаются людьми. С их пороками и слабостями. И внутренним стержнем, позволяющим выстоять вопреки всем бедам. И посмеяться, пусть порой сквозь слёзы, - над этими самыми бедами, над несбывшимися надеждами, над неотвратимой старостью и, в конечном счёте, над собой. Это одна из самых ярких черт творчества Губермана - самоирония. К себе он, пожалуй, беспощаднее, чем к прочим персонажам своих гариков.
Вместе с мэтром выступал его импресарио Виктор Березинский, известный композитор и исполнитель. Второе отделение концерта открыли любимые публикой шлягеры в стиле ВИА 70-80-х годов прошлого века и несколько современных композиций на идише и иврите. Во время песенной программы Виктора стопка записок Губерману росла. Вопросы, шутки и забавные житейские казусы, у которых есть все шансы войти в будущие книги Игоря Мироновича - он давно и целенаправленно собирает смешные истории от своих читателей и зрителей.
Он был прекрасен в своём не нарочитом, предельно естественном остроумии, в искренности не напоказ. Мне не раз вспомнилось булгаковское: "Правду говорить легко и приятно". За своё право говорить правду Губерман заплатил годами лагеря и ссылки - и не озлобился, остался жизнерадостным человеком, сочетающим в себе острый критичный ум - и великую доброту, не позволяющую дистанцироваться от чужой боли.
Концерт пролетел на одном дыхании. Но на сцене раскрываются лишь некоторые стороны многогранной личности и творчества Игоря Губермана. Наверняка многие из тех, с кем мы 10 апреля были вместе в зале драмтеатра, захотят перечитать его книги и глубже погрузиться в поэзию, где нет лишних слов и проходных образов - а есть мастерское владение языком, чёткая и честная, выстраданная позиция…
В день приезда автора знаменитых гариков в Магнитогорск мне посчастливилось пообщаться с ним в стенах редакции "Магнитогорского металла", куда они с Виктором Березинским заехали в гости на чашечку кофе.
"Мы - гастрольбайтеры"
- У Дины Рубиной есть рассказ "Я - офеня", где она сравнивает себя, путешествующего с концертами писателя, с офеней - коробейником, развозящим по деревням мелкий товар. Она вспоминает, что вы на это ответили: "А я вообще жулик". Если серьёзно - что значат для вас поездки с выступлениями?
- Я давно придумал формулировку для нас с Юликом Кимом: мы - гастрольбайтеры. Мы ездим и что-то там читаем, поём. Вот, собственно, и всё. Офеня разносит всякие товары, а мы ничего полезного не разносим, только рассказываем.
- А вы считаете, что просто рассказывать - это "ничего полезного"?
- Ну, немножко так, умеренно.
- Игорь Миронович, какой вопрос у вас самый нелюбимый, если не считать "почему вы материтесь"?
- Про "материтесь" мне просто смешно, а вопрос самый нелюбимый, наверное, - как у вас с ивритом?. Потому что у меня очень плохо с ивритом, никак, вот я и не люблю этот вопрос. Его всегда задают и сегодня зададут наверняка.
"Язык - как океан"
- Когда русскоязычные литераторы уезжают в чуждую языковую среду, как они ни стараются придерживаться корней, у них появляются неправильности в слово-употреблении. Например, не видят разницы между "цветом воронова крыла" и "вороньего". Есть и совсем анекдотические ситуации. Вы с ними сталкиваетесь? И не чувствуете ли на себе влияния среды?
- Я с ними сталкивался, да. У нас безумное количество русскоязычных газет, как в Америке, и там часто очень смешные ляпы. Сейчас не вспомню, но они есть. Но это ведь не писатели, это журналисты. Боюсь, на родине у них были точно такие же ляпы, было плохо с языком. Не знаю хороших писателей, у кого бы в эмиграции язык ухудшился. Если человек уехал писателем и у него сформирован языковой запас, то с ним уже ничего произойти не может. Он остаётся носителем старого, живого и полнокровного русского языка, который сейчас в России очень сильно скукожился. Он стал убогий, он стал гораздо меньше по словарю, в нём появилось чудовищное количество иностранных слов, употребляемых ну совершенно не по делу - есть адекватные заменители на русском языке.
- Может быть, это процесс, который происходит с языком безостановочно? Если вспомнить, как Лев Толстой раздражался на слова "электричка" и "открытка", считая их уродливыми новообразованиями…
- Язык, как океан - сам себя очищает от мусора. Многочисленные сленги отмирают, а эти слова, которые раздражали Толстого, язык принял. А бывает, современные писатели употребляют модные слова, а они куда-то деваются.
- Что для вас сегодня языковой ориентир?
- Я привык к русскому языку Чехова и Лескова, даже к сегодняшнему языку замечательных писателей. Что я выучил, то и мой ориентир. Тезаурус. Всё своё ношу с собой.
- А что является для вас эталоном поэзии? И где грань между поэзией и графоманией?
- Это очень тонкая грань. Для меня поэты - это Блок, Пушкин. Люблю Заболоцкого. Он, по-моему, недооцененный великий русский поэт. Я очень многих поэтов люблю. Можно ли считать их моими ориентирами? Наверное, нет, потому что я пишу немножко другие стишки, короткие - четверостишия, здесь для меня ориентиры я даже не знаю кто… Вы знаете, был такой поэт в начале века двадцатого, Дон-Аминадо - это его псевдоним, настоящее имя Аминодав Шполянский, эмигрировал в 20-м году. Написал безумное количество прекрасных четверостиший. Был замечательный совершенно, гениальный поэт Николай Глазков. Вот на них, наверное, ориентируюсь. А так, в общем-то, на себя.
- "Ты сам свой высший суд"?
- Конечно. Лишь ты умеешь оценить свой труд.
- А возможно ли в принципе уверенно сказать о человеке, пишущем без откровенных ляпов, на более-менее нормальном уровне, что его творчество останется в истории?
- Сегодня безумное количество высокой техники слагания стихов, а поэзии там нету. Очень много пишущих, а что останется, решит только время. Знаете, когда хоронили Некрасова, то, по-моему, Достоевский произносил о нём речь на кладбище и сказал, что он как Пушкин. И несколько сот студентов закричали: "Выше! Выше!" Сегодня отчетливо видно, что это не так.
- Есть мнение, что в современной русскоязычной литературе превалирует художественная форма над содержанием, во главе угла - увлекательность сюжета, внешний блеск при отсутствии глубины. Согласны ли вы с этим?
- Ну, для одних важен сюжет и чтобы через страницу убивали и через страницу насиловали, а для других важна глубина содержания и они могут читать занудливую литературу. Например, Маканина читать тяжело, а писатель прекрасный. Я очень люблю ещё Пелевина, он писатель для многих сложный и неприемлемый. Что важнее, форма или содержание? Важны и форма, и содержание. И что должно быть главным, я не знаю.
"Я не такой дурак, чтобы давать советы"
- Раз уж вы упомянули Некрасова… Как раз он говорил о гражданском долге поэта…
- Чушь он порол, притворялся.
- Предназначение поэзии - в самой поэзии?
- Совершенно точная формулировка, больше ничего и не надо.
- Есть ещё одна точная формулировка, которая не раз звучала в ваших интервью прежних лет: "Я не такой дурак, чтобы давать советы".
- Конечно. Я прожил на свете почти 78 лет и ещё не встречал умных людей, которые дают советы. Потому что совет - это всегда некая ответственность за человека. Даёшь совет - а как этот человек поступит и что с ним случится дальше, совершенно же непонятно.
- А вы за что готовы брать на себя ответственность в этом мире а за что нет?
- За семью и за детей. И за себя. И за свою честь и достоинство. Больше абсолютно ни за что. А всё, что помимо этого, решают другие люди, решают коллективы, решает история, решает ситуация. Я ответственен только за благополучие своей семьи.
- О "семье" в более широком смысле слова - у вас огромное количество почитателей, для которых вы…
- Гуру?
- Скорее родной и близкий человек - ну и гуру тоже, источник жизненной мудрости. Ваша российская публика отличается от публики в других странах?
- Российская публика очень хорошая, пожалуй, самая лучшая, это я, не только приезжая в Россию, говорю. Здесь ещё слышат стих, слышат слово. Но у этого замечательного свойства есть прямо противоположная сторона - точно так же слушают подонков. Внимательно, с уважением впитывая слова. А что касается конкретно моей публики, то она везде одна и та же. Это люди разных лет, разного состояния души и материального положения, но это всё научно-техническая интеллигенция. И молодёжь тоже приходит, но несколько за другим - посмотреть на свободного человека, который употребляет крепкие слова.
- А может быть, как раз ваше творчество актуально для молодёжи? Сейчас время короткой информации, быстрой жизни, и во имя того, что вы укладываете в четыре строки, они не захотят читать поэму или даже длинное стихотворение.
- Вы имеете в виду, молодёжь - потому что короткое, легко воспринимается, легко обрабатывается?
- И запоминается. Квинтэссенция смысла при совершенстве формы.
- Никогда об этом не думал. Может быть. Но мне кажется, молодёжь идёт, потому что ей интересно посмотреть на заезжего фраера, который ведёт себя как свободный человек, пишет как свободный человек. В России осталось очень мало людей, внутренне свободных.
О свободе и холопстве
- В чём выражается внутренняя свобода, в вашем понимании?
- Внутренняя свобода человека состоит в сумасшедшей защите собственного достоинства, собственной чести и вражде ко всякой несправедливости и небоязни высказать эту вражду. О внутренне свободных людях, умеющих защитить чувство собственного достоинства, пишут, к сожалению, очень немногие газеты.
- Если говорить о прессе… Слышала от коллег, которые общаются с друзьями и родственниками в Израиле: как у нас слабо освещается в прессе арабо-израильская ситуация, так и от многих израильтян далеки российско-украинские проблемы…
- Это неправда - заявляю как израильтянин, который живёт там уже 25 лет. Со всей ответственностью говорю за русскоязычную часть населения. Непрерывно все обмениваются новостями по телефону, разговаривают. В последнее время это предмет застольных и всяческих других споров. И вообще все проблемы России жарко обсуждаются. У нас свободная печать, поэтому всё печатается.
Мифы и реальность
- Я видела ваш концертный график. День - город, день - город. Наверное, всё сливается в одну полосу, уже не до достопримечательностей?
- Это не совсем так. Я человек пожилой, поэтому, когда каждый день - новый город, тяжеловато, действительно, в основном хочется поспать. Но я большой интересант и в городах то хожу в музеи, то общаюсь с людьми и, кстати, об этом потом пишу в книжках. Если вы заглянете в мою прозу, то увидите, что это сплошь путевые впечатления, так что я всё вижу. Вот, например, я у вас в Магнитогорске был лет десять назад и довольно много о нём написал в книжке, правда, не помню, в какой. Я там написал, может быть, немножко обидно, что Магнитогорск - это гигантский памятник Сталину. Это, по-моему, в книжке "Седьмой дневник". Ну, могу наврать, или в "Вечернем звоне"… Это десять лет назад было, а книжки я выпускаю раз в два года. Хотя интереснее, может быть, было бы писать биографию Бориса Ручьёва, потому что он - типичный пример вовлечённости в эту романтику, которая стала мифологией. Очень уж много здесь работало ссыльнопоселенцев, крестьян - ну, вы знаете лучше меня.
- Игорь Миронович, а в какую мифологию вовлечены вы?
- Я в кучу разных мифических вещей вовлечён. Например, в то, что дети вырастут хорошие - чистый миф. Я вовлечён в… Но это не мифология, это реальность - я очень полюбил Израиль. И считаю его великой страной - он и есть великая страна. Я до сих пор люблю Россию, и поэтому мифы, которые у вас здесь употребляются сейчас, меня очень раздражают и огорчают. А вот в миф о том, что Россия - великая страна и ей суждено великое будущее, - я целиком в нём тоже. Уверен, что в России однажды будет просто замечательная жизнь. Как-то вот вдруг исчезнут все мерзавцы - а это ведь миф, что они исчезнут, и будет очень хорошо.
- В таком случае, так о любой стране можно сказать…
- Нет, так нельзя о любой стране сказать. Моя страна живёт замечательной спокойной жизнью.
- Есть понятие "великая страна" и есть понятие "спокойная жизнь".
- Америка - великая страна, Англия, я думаю, тоже великая страна, по крайней мере, исторически. Так вот, там люди живут спокойной нормальной жизнью, без всяких взрывов, без страха, в отличие от России, которая тоже великая страна, но погружена всё время в какие-то катаклизмы. Приведу простой пример. Я в России прожил 52 года. До сих пор, когда приезжаю и навстречу идёт милиционер, напрягаюсь. Когда вижу вечером группу подростков, обхожу их стороной. Я много видел и не стыжусь, когда мне страшно.
В России средняя продолжительность жизни - 59 лет. А везде в развитых странах это 70, 72, 75. И это очень несправедливо. Человек должен в старости получать удовольствие. По всему миру - а я много по миру ездил - американские туристки в возрасте лет 75 - живые, бодрые, весёлые, с фотоаппаратами. Вы русских стариков и старух видели за границей? Так что, это разная старость. А потом, уж не буду говорить, какие нищенские пенсии у стариков. А ведь качество государства - прежде всего то, как живут старики, больные, ветераны и дети. Когда ваша Государственная Дума приняла этот палаческий закон про детей… (Речь о законе Димы Яковлева - Прим. ред.) Десятки тысяч детей обрекли на мучительную жизнь и дикую смерть, это мальчики и девочки, которые за границей были бы выращены. Это просто страшно. Поэтому уж простите, что я вам говорю такие нелицеприятные вещи. Я однажды сказал и потом много раз повторял фразу: я люблю две страны, но за Израиль я испытываю страх и гордость, а за Россию - боль и стыд. А сейчас с Украиной и Крымом это ещё больше увеличится, потому что Путин для многих оказался героем, собирателем земель русских…
"Застолье с друзьями - это сама жизнь!"
- О грустном мы можем говорить много… Для разнообразия - вопрос о приятном. Опять же, ваша фраза, которую цитирует Дина Рубина, - надо с друзьями чаще выпивать и закусывать…
- Обязательно!
- Что вы любите с друзьями пить и чем закусывать?
- Это очень простой вопрос. Значит, пью я много лет виски и очень люблю разнообразные его сорта. Пью водку. Вообще говоря, пью всё, кроме керосина. А любовью к виски и друзей заразил.
- С колой или чистый?
- Чистый виски, конечно, какая кола, о чём вы говорите. Иногда в виски шотландцы, знаете ли, капают несколько капель соды или кладут лёд. Я пью его так. Что я люблю из еды? Жареную картошку обожаю. В каждом городе ем жареную картошку с грибами. Солёные грибы люблю, грузди преимущественно, но только белые, а не чёрные, не сухие. Да всё я люблю на самом деле. Я очень способный жарщик мяса. У нас очень обильные столы в Израиле. Ну и в России обильные столы. Минимум продуктов, в магазинах пусто - а на столе у всех всё. Это же поразительно!
- Застолье с друзьями - способ возрадоваться жизни?
- Это сама жизнь, это просто сама жизнь!
- Каких людей вы впускаете в свой ближний круг?
- Мне очень трудно сформулировать… Знаете, раньше я очень влюблялся в людей, дружил, приводил человека домой, восторженно смотрел ему в рот, особенно если гуманитарий. А потом гость уходил, а жена у меня очень умная, говорит: "Ты опять говно привёл". Я обижался. А спустя год приблизительно так и оказывалось. Женщины - у них же потрясающий прибор в отношении оценки и понимания людей. Но у меня есть круг друзей в Москве, он очень резко сокращается, и есть круг друзей, он довольно большой, наверное, семей десять, в Израиле. Есть друзья в Америке.
- Чего вы не можете простить близким людям?
- Близким, к сожалению, прощаешь абсолютно всё. А просто вот приятелям… Не люблю глупости, я не люблю предательства или даже готовности к нему. Очень часто пахнет готовностью к предательству. Почему - вы, наверное, просто ещё не знаете. Но есть масса черт, которые отгораживают тебя от людей. Тогда я с ними не общаюсь вообще. Общаюсь в застолье только с теми, с кем мне интересно и с кем хочется общаться. Понятия "нужный человек" у нас нету в семье. И в России не было.
- Несколько слов о Викторе Березинском, с которым вы к нам приехали.
- Витя - способный композитор, очень известный. Очень способный певец. И, поскольку это кормит не очень, Витя стал импресарио. Импресарио он гениальный. Завтра мы будем ехать в Оренбург шесть часов. Если я по дороге не помру, значит, он правильный импресарио.
- То есть правильный Виктор импресарио или неправильный, мы узнаем завтра к вечеру… И в завершение разговора… С тех пор как вы начали писать гарики, многие люди думают, что если они какое-то четверостишие вроде бы с юмором зарифмовали, то это стиль Губермана…
- Я на концерте буду говорить об этом. О бесчисленных юриках, мариках и петиках. Вы придёте сегодня на концерт?
- Обязательно.
- Гарантирую удовольствие!
За рамками этого интервью остался разговор Игоря Губермана и Виктора Березинского с выпускающим редактором "ММ" Станиславом Рухмалёвым о груздях и прочих грибочках. Кстати, когда-то Игорь Миронович водил электровозы из Уфы (точнее, от станции Дёма) в Абдулино, края наши ему знакомы не понаслышке. Оказалось, в Израиле тоже грибные места имеются… А ещё речь шла о книге "Искусство стареть" - коим, кстати, на мой женский взгляд, все присутствовавшие в тот день в редакционном конференц-зале мужчины в возрастной категории "18+" владеют в совершенстве. Говорили о свободе и несвободе слова, об умении в любых обстоятельствах оставаться собой… Хочется верить, что продолжение следует. По крайней мере, теперь мы точно знаем, как "гарантировать удовольствие" израильским гостям. И сакральное это знание хорошо бы применить на практике.
