Родительский вторник начинается до календарной даты: горожане стараются заранее обиходить родные могилы, а на Радоницу оставляют встречу с усопшими.
В этот день с утра уехать на левобережное кладбище легче, чем добраться до работы: на остановках вагоновожатые половины маршрутов выкликают: "На "Восьмое марта" - и ожидающие спешат внутрь. До конца маршрута трамвай заполнится под завязку: судя по обилию букетиков искусственных цветов и черенкам грабель в руках, почти всем - до кладбища. Лишь немногие выйдут у Свято-Никольского храма помолиться. После службы церковь пустеет, звонят колокола, а на столах в храме остается снедь для поминальных обедов. Празднование Пасхи продолжается, и лучший способ поминовения ушедших - молитва, покаяние и милостыня.
От храма на кладбище течет ручеек пешеходов. За поворотом трамвайной линии - первая линия торговли искусственными цветами. Вспоминаю восковые и проволочные цветы ручной работы, которыми торговали старушки в моем детстве. Нынче и продавец моложе, и цветы фабричные. Цены - по карману: от пяти до ста рублей - за стебелек, от двухсот - за корзинку или венок.
На второй линии по обе стороны дороги - чернявые продавцы. Вдоль рядов проходит крепкий парень с кассовым аппаратом в сопровождении молчаливой девушки - у той в руках пачка бумаг. Парень негромко, но напористо внушает чернявому: "Твой сосед уже заплатил триста по чеку. Не заплатишь - на следующий год… " Тот играет в непонятку: переспрашивает, ухмыляется, отнекивается. Кажется, после нескольких минут войны нервов победил парень с чеками, но у следующей коробки с цветами, за которой стоит парнишка с тем же акцентом, что и у предыдущего, сценарий повторяется. "Это не мое, щас за папой сбегаю", - юный продавец исчезает, через секунду появляется "папа", готовый отстаивать право на "свободную" торговлю. А вдоль рядов уже спешат пацанята, извещая "пап" на родном языке, сквозь незнакомую канву которого слышится: "налог".
Перед самым кладбищем цветочные ряды сменяются продуктовыми палатками, и я расплачиваюсь разочарованием за доверчивость: отдел информации городской администрации известил, что напитки будут продавать безалкогольные, а тут - пиво на каждом шагу. Вспоминаю напутствие отца Федора в Свято-Никольском : надо молиться, трезвиться, грех пить в поминальные дни, поминать надо добрыми делами. А на кладбище вижу у могил людей, поминающих беленькой. Вижу и бродяг, допивающих водку из пластиковых стаканчиков, оставленных родственниками на могилах. Но осуждать не берусь - не мое право.
Да и не хочется замечать чужие промахи, когда вокруг столько скорбящих: люди проходят большим потоком через ворота и растекаются по тропкам к могилкам. Расспрашиваю горожан о бытовом - как оценивают организацию массового посещения кладбища, и невольно встречаюсь с чужим горем. Пенсионерка Любовь Теплякова навещала покойных мужа, мать и свекровь, ее сваха Фатима Хабибулина - маму и двадцатитрехлетнюю дочь, похороненную в ноябре. Женщины разной веры, но разве это разделяет в горе и в родстве? Валентина Харченко пришла к сыну одна - муж сегодня на работе, но внутри оградки они почистили заранее, так что сегодня просто молча посидела на скамье у могилы сына. Двенадцать лет носит она эту муку в сердце. Чем утешиться осиротевшим родителям? Снова вспоминаю разговор с отцом Федором. "Церковь - как заботливая мать, - говорит он. - Для нее нет забытых, как для Бога нет мертвых - он помнит всех. Если в этот день человека помянуть некому - Господь помянет. А сегодня еще и Радоница - день, когда по вести Христа умершие вместе с живыми радуются Пасхе".
Я благодарна своим собеседникам: не закрывались в своей скорби - земные вопросы тоже надо решать. На мои извинения за вопросы отвечали: "Нет, ничего". Многие отметили чистоту на кладбище, выдачу бесплатных мешков для мусора, обеспечение технической водой, установку биотуалетов - очереди были небольшие, грамотное решение транспортного вопроса. Но некоторые из возвращавшихся жаловались на засилие автомобилей. Зная, какой кордон для транспорта выставлен у центральных ворот, я в их словах усомнилась - пока сама не стала натыкаться взглядом на автомобили по боковым дорожкам кладбища. Это был не сплошной поток в обе стороны, как в воскресенье, но после тридцатой машины я бросила подсчеты. Кто захочет, найдет лазейку и в кладбищенской ограде, и в собственной совести.
Ловцы душ действуют на улице: сектантский хор собирает средства на строительство храма прямо на территории кладбища - у центральной дороги.
Часто встречаются заплутавшие. Им бы сразу заглянуть в администрацию кладбища - там всем помогают найти "адрес" по архивным книгам и бесплатно выдают карту-схему. Но и администрации стоило озаботиться размещением заметной информации для посетителей - о готовности помочь, о размещении воды и туалетов, об организации обратного транспорта. Последнее - особенно актуально: возле кладбища на пятачке для маршруток толпа из нескольких десятков людей металась в растерянности, подогреваемая слухами на тему "сегодня остановка не здесь".
Все мы мечемся - путаемся в собственной жизни. Благо, есть кому пожалеть живых, упокоить мертвых и простить всех. Радоница - день горести и утешения.
