– ХАНЮШКА, ДРУЖОК, поворачивайся, – говорит директор клуба «Кентавр» Наталья Исупова большому старому рыжему верблюду. – Пошли гулять.
Верблюд слепо тычется мордой в деревянную обшивку стойла, от нетерпения начинает топтаться на месте и подергивает ноздрями.
– Улыбается, – говорит воспитанница «Кентавра» маленькая Кристина, которая ростиком с лохматые ноги Хана. Ей сегодня выводить послушного царя пустыни на привычное для него пастбище да присматривать, чтобы не упал в яму…
Читатели «Магнитогорского металла» уже знакомы с Ханом. Весной, когда в городе гастролировал передвижной зверинец «Дикий кот» из Димитровграда, магнитогорцы, проезжавшие по улице Завенягина, наблюдали страшную картину: у обочины лежала привязанная цепью к опорам рекламного щита безмолвная парочка: верблюд и пони. И если пони проявлял интерес к жизни, вскакивая и тщетно пытаясь отойти от щита, то двугорбый верблюд по кличке Хан почти не шевелился.
– Бывший цирковой артист, – сказала мне тогда директор зверинца Светлана. – Настолько стал ручным, что спокойно сносит, даже когда посторонние теребят его за уши.
– Что-то уж больно жалкий вид у него и глаза все время закрыты…
– А что вы хотите? Ему 39 лет, а шерсть такая сваленная, оттого что весна, линька. Но, уверяю вас, Хану хорошо у нас. Я никому не позволяю обижать своих животных, – добавила она. Но в скором времени выгодно продала верблюда клубу «Кентавр», изрядно поторговавшись.
– Нам сказали, что верблюду 13 лет, – вспоминает Наталья Исупова. – Ветеринар, который его осмотрел и сделал прививки, дал ему больше сорока. Верблюды легко переносят и жару, и холод, но не любят сырость. У Хана же своей клетки не было вообще, он все время, при любой погоде и времени года, находился на улице. Когда мы приходили в зверинец, Хан лежал в луже, грязный нечесаный, запущенный. Словом, был в ужасном состоянии. Когда привели к себе в клуб, первое время ел так, словно у него сейчас все отберут, а мы боялись обкормить. Оба глаза у него сильно гноились, на одном были бельмо и заноза. Когда начали лечить, бельмо пропало, и ветеринар сказал, что у Хана есть небольшой процент зрения, только какой, не смог определить. «Он очень послушный, – заверили нас в зверинце, – можете привязать его к кусту или дереву, и он никуда не отойдет». Так и было сначала: верблюд не делал лишних ни шага влево, ни шага вправо. Но когда его стали выгуливать, откармливать, он ожил.
Однажды Хан пошел на аппетитные кустики и, не дойдя до рекламного щита вдоль проспекта Ленина, упал в яму. Все это время за ним наблюдала жительница одного из домов через дорогу. Увидев, как верблюд провалился, охнула и сразу позвонила в клуб «Кентавр», растяжки которого видны далеко в округе. Вызвали спасателей, кинулись искать Хана. Когда нашли вскрытую теплотрассу, двухметрового верблюда даже не было видно, а его горбы вообще оказались под трубами. Пока ждали спасателей, времени даром не теряли: обвязали Хана веревкой вокруг ног и груди. Потом за веревки «уазиком» потихоньку поднимали со спасательной группой. Когда Хан был на весу, вел себя спокойно, но, ощутив опору под ногами, собрал силы, поднялся и пошел пастись как ни в чем не бывало на любимую полянку.
– В отличие от лошадей, он проявил завидную выдержку и терпение, – говорит Наталья Исупова. – Лошадь в таких ситуациях сильно паникует: начинает биться в страхе, в истерике ломает себе все, а когда приходит спасение и надо вставать, обессиленная, лежит на земле. С Ханом все иначе: когда он нас услышал, со второй попытки поднялся на ноги. И только когда мы тянули верблюда из теплотрассы, он издавал звуки, похожие одновременно на гавканье и плач ребенка.
– Сейчас вы вынуждены ограничить передвижение Хана – в районе Старой Магнитки много раскрытых теплотрасс. А не боялись раньше оставлять его одного? Вдруг выйдет на проезжую часть?
– Абсолютно не переживали. Это лошадь без присмотра, когда поест, выскакивает и несется по дороге галопом. А Хан, если выходит на асфальт, сразу разворачивается: он ногами чувствует, что там пастись бесполезно, ничего вкусного нет. Да если бы и оказался на дороге – это верблюд, он ходит очень степенно, и машины наверняка заметили бы его издали.
– Все время сравниваете его с лошадьми. А как они между собой ладят?
– Лошади вначале его очень боялись. И чтобы сделать Хана «своим», пришлось пойти на уловки. Всех вместе мы вывели в специальный манеж, а в центр бросили сено. Поначалу лошади от испуга сбивались в дальний угол, дружно храпели и фырчали, и только после того, как одна, посмелее, осторожно подошла и взяла сено, за ней потянулись остальные. Сейчас лошади Хана игнорируют: могут лягнуть и куснуть за ногу, если кому-то приглянулся тот же пучок травы на лужайке, что и ему. Верблюд же ведет себя с ними по-хански невозмутимо. То же можно сказать и про кормление. Если одной лошади я насыпаю корма, она начинает всем своим видом угрожать соседям через перегородку, чтобы не смели не то что притронуться, но и посмотреть в ее сторону – в результате овес раскидан, половина корма на полу. Кроме того, лошадь – большая привереда: жесткое сено не по ней, а если остается корм, она перевернет его в подстилку и начнет топтать: «Что я, буду несвежее сено есть?» Хан же спокойно съедает свой паек, не обращая ни на кого внимания. Не доел сегодня – съест завтра. И как все верблюды, очень неприхотлив: эти животные могут есть то, чего не ест никто другой.
…В подтверждение этих слов у самых наших ног Хан захватывает зубами горький цветок тысячелистника, следом за ним колючку…
– Да-а, рядом с такой махиной чувствуешь себя не очень-то уютно, – сторонюсь я двугорбого.
– Да ведь он безобидный. Не плюется, не кусается, неагрессивный. Вместе с лошадьми отработал на всех городских летних праздниках. Ребятишки с удовольствием катались на нем. Верблюды легко несут на себе тяжести. Двое взрослых даже для такого старого, как Хан, не ноша. И с ним нечего бояться. В отличие от лошади, Хан не испугается и не взбрыкнет. Лошадь запросто может наступить на ногу человеку, он же нет – только мягко толкнет тебя шерстяной шеей, плотной, как валенок, и тут же отстранится.
– …Ну все. Пойдем, нагулялся, – отрывает от травы рыжего верблюда маленькая Кристина.
Но Хан не дается, только выше поднимает голову, не давая ребенку ухватиться за поводья. – Пожалуйста, пойдем, вон уже сколько репья нацеплял на шею, опять вычесывать придется.
Через минуту верблюд сдается: не спеша идет след в след за девочкой, плавно покачивая пушистыми горбами и прожевывая жвачку.
