Они стояли в трех метрах от мусорных бачков, прислонившись к грязному забору, и пили пиво – одну «Балтику» на двоих. Одна была точно женщина – по копне взлохмаченных волос на голове определил. Вторая или второй – неопределенного возраста и пола.
– Николая Андронова не видела, – спросил у «копны», – или сына его Сашу?
– А зачем он тебе, – поинтересовалась она, с неохотой оторвавшись от бутылки, а затем, смекнув, заявила: – Дашь на бутылку, скажу. Знаю, где они.
«Оно» в это время что-то мычало и разводило руками. А когда увидело, как женщина выбросила в бачок ведро с мусором, заспешило сделать ревизию содержимого: вдруг пустая бутылка окажется. Еще три дружные компании с пивом и водкой встретил в квартале, где расположен дом по Ленинградской, 39. По какому поводу гулял народ – неизвестно, но Андроновых так и не нашел. Совет Татьяны Гулиной не пригодился.
А теперь по порядку о моих новых знакомых, с которыми свела судьба не по доброй воле. Николай, его жена Галина и девятилетний младший сын Саша – личности в квартале известные. Старший Сергей временно в семье отсутствует по весьма уважительной причине – отбывает двухлетний срок. В места не столь отдаленные он попал за кражу. Отчасти или нет, но здесь есть доля вины и папы с мамой, для которых сорокаградусные и другие спиртобьющие по голове напитки стали главным смыслом жизни. До детей ли родных, если с утра свербит одна мысль: где взять на опохмелку? Тут не до обустройства жизни, а тем более – до воспитания детей. Вместо родителей ими занялись улица, где моральные устои лишь призрачно напоминают общечеловеческие.
Допились супруги до того, что благоустроенную квартиру поменяли на жилье в поселке Димитрова. Туда, на выселки, они уехали вместе с Сашей, но скоро он снова появился в квартале. Вечно завшивленный и замызганный, как затравленный волчонок, он ошивался у магазина или киоска у трамвайной остановки, где выпрашивал еду. Морщась, а то и матерясь, люди подавали. Некоторые совали в ручонку деньги. Куда их расходовать, мальчишка узнал быстро: научили улица и такие же бездомные, у которых родители тоже не просыхали от водки, предоставив своим отрокам вольную волю. Один по кличке Лазарь научил его нюхать клей. Вот на это «удовольствие» и уходило подаяние. Приняв дозу у железных гаражей во дворе дома, Саша засыпал тут же или ночевал где придется.
Новый день начинался точно так же, лишь с той разницей, что его избивали дворовые мальчишки постарше, когда ловили с целлофановым пакетом и тюбиком клея. Бывало, он сам пускал в ход кулаки. Еще не совсем опустившийся мальчишка сознавал, что не должен жить, как бездомная дворняжка. У него должна быть своя кровать, одежда, игрушки, тарелка супа с краюхой хлеба и каша на обед, портфель, учебники, школа, учительница, которая учит уму-разуму. Словом, все, как у всех нормальных детей. А они ему нет-нет, да и бросают обидное до слез: бродяга, оборванец, бомж. Вот и отстаивал он свое детское достоинство кулаками.
Те, кто должен был обогреть и накормить, защитить и направить его на правильный путь – папа с мамой, как будто вычеркнули из жизни своего ребенка. Нет, они все же появлялись в квартале якобы за своей кровиночкой. Но духу хватало лишь на то, чтобы наорать на него, обматерить последними словами. А как-то почти на полном серьезе папа заявил: «Приедем домой, я тебе голову отрублю топором». После такого воспитательного часа родители заходили к такому же, как и они, другу Валере, соображали на троих. Уезжали в свою холодную хибару без окон всегда под крепким градусом, забывая, зачем сюда приезжали.
А Саша, забившись где-нибудь в темный угол, ждал с нетерпением, когда уберутся восвояси эти чужие для него люди с перекошенными от злобы и водки лицами
.
Почти три года скитался он день и ночь напролет в подворотнях, пока не приютила его в своей квартире Татьяна Гулина. Однажды, уже в двенадцатом часу ночи, они с мужем подошли к киоску, а Саша там. Екнуло от жалости сердце, и решила Татьяна забрать его к себе домой. «Своих детей четверо, прокормим и пятого. «Может, все-таки родители образумятся», – думала она, когда помогала ему снять с ног тряпье вместо обуви.
– Маму его, Галину, я хорошо знаю, – рассказывает Татьяна. – Мы с ней раньше, еще до ее первого замужества, даже дружили. Дома у них гостила. Семья как семья была, трезвая, все держалось на ее отце. А когда он умер, мать пить начала, потом сестра и Галя. С первым мужем она разошлась – спился. Второй, Николай, не лучше оказался. Я ей сто раз говорила: «Галина, ведь по наклонной катишься, пропадешь». А она – ноль внимания. И докатилась – по сути дела, сына потеряла. И он им не нужен стал, и они ему не нужны.
Не возражал против того, чтобы Саша пожил временно в их квартире и муж Татьяны Дмитрий. Нормальная семейная обстановка была для мальчика как бальзам на израненную душу. Он перестал нюхать клей, ладил с детьми Гулиных и вообще как-то отмяк душой. Чуть что, подходил к Татьяне и подставлял свое отмытое лицо для поцелуя. А она, добрая душа, ласкала его как родного. Надо было видеть Сашины глаза, когда Татьяна повела в день рождения сына Егорки на рынок все свое семейство за обновками. Наравне с другими Саша получил царский подарок: кроссовки, одежду и самокат. Казалось бы, жизнь входила в нормальное русло. Не хватало главного – настоящих родителей, которые изредка появлялись в квартале. После каждого их приезда он становился раздражительным, начинал драться, грубить. Тут еще с Лазарем связался, и пошло-поехало…
В девятом часу вечера соседка Татьяны Светлана Ивановна возвращалась домой с работы из парикмахерской. До подъезда оставалось буквально несколько метров, как к ней подошли Саша и Лазарь:
– Тетя Света, дайте денег, – попросил он.
– Какие деньги, Сашенька, – начала она, – тебе домой надо, а ты бродишь по ночам.
Не успела и шагу сделать, как получила сильный удар по голове и потеряла сознание. А когда очнулась, то сумки с деньгами, ключами от квартиры и сотовым телефоном след простыл. Сейчас она на больничном, на ее покалеченное лицо без содрогания смотреть невозможно. Врачи говорят: нужна операция – гематома не исчезает. Кто ее ударил трубой – Лазарь, подоспевшие двое мужиков или Саша, которого она завшивленного подстригала за просто так, сейчас выясняет милиция. Ясно одно – они переступили грань дозволенного и представляют опасность для окружающих.
Звонки Татьяны в подразделение по делам несовершеннолетних Ленинского РОВД и в отдел опеки и попечительства городской администрации об устройстве дальнейшей жизни Саши не оказались неожиданностью. Да, о его судьбе там знают. В течение трех лет, что он стоит на учете в милиции как малолетний бродяга, его несколько раз задерживали и отправляли в приют, центр временного содержания, но каждый раз мальчик сбегал.
– Мы неоднократно беседовали с его родителями, – говорит начальник подразделения по делам несовершеннолетних Ольга Шишлякова. – Да толку никакого. Они продолжают пить, а он – бродяжничать. Сейчас его определили на лечение от токсикомании в детскую больницу. Диагноз – заболевание центральной нервной системы с органическим поражением.
Сейчас в подразделении готовят документы на лишение Андроновых-старших родительских прав. Судя по имеющейся документальной базе, оснований для этого достаточно.
Со двора я уходил к вечеру. «Копна» и «оно», пристроившись на скамейке у дерева, дремали. Налетевший ветер срывал с клена листья и кружил их в воздухе. Лишь один листочек, зацепившись за край решетки сливного колодца, трепетал, как живой. Но и он не удержался – сгинул в черной дыре. Вот так и Саша Андронов, не успев встать на ноги, принимает удары судьбы страшной силы. Сумеет устоять он или нет? Все зависит от тех, кто сейчас взялся устраивать его жизнь. Повезло бы мальчишке.
