ЭТОЙ ПАРОЙ любовался весь двор. Им было лет по семнадцать. Учились они в одном классе и всегда ходили за ручку.
Когда они шли по улице, не оглянуться было невозможно, а еще лучше – пройтись за ними. Просто так. Потому как шлейф их счастья тянулся на несколько метров, и прохожему хотелось хоть на время попасть в это волшебное поле и «заразиться» им…
Три года они дружили, все шло к свадьбе. Все соседи, не говоря уже о друзьях и родителях, думали, нет – были уверены, что эта любовь продолжится вальсом Мендельсона. Так думала и Люда.
Но что-то разладилось. Что – никто не знал. Просто стали замечать Людмилу одну – без него, без Димы. Она, как обезумевшая, носилась туда-сюда по двору, а глаза все время были красными.
Еще месяца через два по всему кварталу раздались оглушительные звуки музыки, и соседи, естественно, стали искать очаг веселья любопытными взглядами. Нашли. На балконе пятого этажа стояла Люда в подвенечном платье и громко рыдала под музыку. Рыдания музыка заглушала, но ужас на ее лице не мог закрыть поцелуями даже жених. Другой. Не Дима. Он обнимал ее, пытался прижать к себе и что-то ей объяснить, заглянуть в глаза. Люда вырывалась, отталкивала его, и через несколько минут ее длинное белое платье уже мелькало на улице. Она бежала между свадебным кортежем прочь от своего дома. Чем закончилось празднество, никто не знал.
…Через несколько лет уже новая красивая пара – Люда и тот жених, а теперь – законный муж – снова появилась в нашем дворе. Муж имел американскую внешность: улыбка, волосы, накачанная фигура, костюм – все отличало его от местных мужчин. А Люда… имела вид опухшей от слез женщины. Потом мы узнали, что она сильно пила. Муж любил жену. Лечил от алкоголизма ради нее, себя и их плода любви – шестилетней дочери с огромными лучистыми мамиными глазами. Они часто шли за ручку, но шлейфа уже не было. Люда все время пыталась вырвать руку и убежать, как тогда из-за свадебного стола. Влюбленный же был начеку. Теперь уже никто не любовался ими, наоборот, все пытались отвернуться: так стыдно было видеть вечно «под мухой» некогда красавицу и «американца», упорно державшего свое счастье за руку.
Золушки из Люды не получилось. Ее муж был хорошим спортсменом, ездил за границу и семью с собой брал. А Люда упорно шла в «другую сторону». Ничего не принимала она на обломках своего прошлого счастья, заражающего все окружение. Она сама заразилась горем и не хотела входить в другой светлый образ.
Дима устал и ушел. Она запила еще горше. Встретилась с каким-то, пардон, охламоном, который жил за ее скудный счет и создал еще одно чудо природы – вторую дочку. Пили они уже вместе. Дочери росли без присмотра. Но любили маму, потому что знали: она не плохая, это жизнь-злодейка потушила праздник в ее душе и свет в глазах. Дочери смотрели на мир мамиными огромными лучистыми глазами и прощали ей все.
После очередной попойки новоявленный гражданский муж ушел из дома за очередной порцией горячительного и был убит возле подъезда. Кем, за что – никого не интересовало. Люда, казалось, вздохнула, похоронив его, и взялась за старое в одиночестве. Она добилась одиночества, где никто не мешал, никто не просил ее любви.
Дочь «американца» выросла красавицей. Теперь она радовала глаз в паре с высоким статным парнем, который водил ее за ручку и пытался окружить счастьем. Но реальность оказалась другой. Ибо, как сказал Габриэль Лауб: «Реальность – это разница между тем, что доставляет нам удовольствие и тем, чем мы вынуждены довольствоваться». Мама друга не разрешила сыну жениться на девушке с дурной наследственностью. Пришлось искать жениха своего круга. Он нашелся быстро, тем более что работать не любил, а спать дома, где вечно требовали деньги на водку, больше не хотел. Родился еще один плод любви – девочка с огромными лучистыми глазами и с тоской вместо света в них…
Люда, сама не ведая, заразила семью не счастьем, которое имела возможность испытать, а порочным кругом безысходности и нищеты. Духовной.
…Когда-то я была той девчонкой, которая пыталась зайти в круг шлейфа любви и радости, пытаясь заразиться счастьем... Теперь же я – взрослая женщина – не верю, что рок может окружить человека без его на то согласия. И точно знаю, что он обрушивается именно за бездействие. Вот так банально.